Сергей Лисовский: «Заходишь – всё блестит. Но чувства у меня были тяжелые»

"

В 90-е годы промышленность Саратовской области понесла колоссальные потери. Десятки местных предприятий не смогли пережить реформ и многочисленных  кризисов. Немало жителей региона до сих пор уверены, что после событий тех лет заводы все еще стоят, а новые местные предприятия – это лишь пищевые производства и мебельные фабрики. В реальности же дела обстоят совершенно иначе. Многие бывшие советские заводы сумели восстановиться, а некоторые даже превысили объемы производства советских лет. Кроме того, появились десятки предприятий в области высоких технологий и сложных технологических товаров для широкого круга потребителей. О заблуждениях в массовом сознании, невосполнимых потерях области, ее новом промышленном ландшафте и проблемах вступления России в ВТО «Взгляд» побеседовал с министром промышленности и энергетики области Сергеем Лисовским.

– Сергей Михайлович, иногда приходится слышать странные фразы вроде «в Саратовской области промышленности нет». Это, конечно, особенно забавно на фоне заявлений директоров местных предприятий о том, что им остро не хватает квалифицированных рабочих даже на сравнительно высокие зарплаты, а теперь еще и железнодорожных вагонов из-за реформы РЖД. Так есть у нас промышленность или нет?
– Только в машиностроении и оборонно-промышленном комплексе Саратовской области прекратили свою деятельность 22 предприятия. Но говорить о том, что «всё умерло», – это, конечно, абсолютно не правильно.

«Очень удобно – свалить всё на
одного человека»

– Тогда давайте начнем с потерь.
– Конечно, самая серьезная потеря – это Саратовский авиазавод. В прессе мне часто приходилось читать мнения о том, что главная беда – это его директор Александр Ермишин. Но это, знаете, очень удобно – свалить всё на одного человека. На самом деле ситуация складывалась далеко не так просто.
Я убежден, что главной причиной краха авиазавода является то, что в промышленности не было государственной политики, а тем более в авиации. Да и сейчас нельзя сказать, что она существует.
На стыке перестройки, в 1991–1994 годах, завод поставил на крыло 52 самолета ЯК-42. В 1991-м – 14, в 1992-м – 10, в 1993-м – 18, в 1994-м – 10. С 1995-го уже пошло не более двух самолетов в год. А вся авиационная промышленность, имея столько заводов, сборочных площадок – давайте посчитаем: Саратов, Ульяновск, Самара, Казань, Воронеж, Новосибирск, Смоленск  – вся промышленность выпускала 6–8 машин!
То есть государство наше, в отличие, скажем, от США, которое беспокоилось о расширении рынков сбыта, в том числе за счет военных действий – политика есть политика, – сдало рынки авиационной техники. И если раньше наша гражданская авиация работала на полмира, то сейчас работает на незначительную часть своего рынка. И задачи на будущее, в общем, не амбициозные. Вначале в программе развития авиации было указано, что к 2025 году мы должны занять 10% мирового рынка, это было с шумом произнесено. А сейчас потихоньку изменили на 3%. Говорить о нашей гражданской авиации в этой ситуации весьма сложно.
– Но были ведь и другие причины, кроме отсутствия государственной политики?
– Конечно. Вторая – это вопрос собственности. Предприятие перешло в коллективную  собственность, которая потом преобразовалась в частную. В определенный момент это стало тормозом для развития завода.
– Почему?
– Потому что в госпрограммы не включали частные предприятия. Хватало тех, где был значительный государственный пакет. Ставилась задача загружать их. Правительство области – я в этом не раз участвовал – обращалось в правительство России по поводу передачи пакета акций авиационного завода в госсобственность. И даже собственники авиазавода были с этим согласны, потому что понимали: если за передачей пакета стоит перспектива загрузки, то стоит выбрать перспективу загрузки.
Ну и третьей, безусловно, были ошибки менеджмента. Руководство предприятия не смогло наладить конструктивное взаимодействие в первую очередь с ОКБ имени Яковлева. И в результате всех этих причин завода не стало.
Это особенно обидно еще и потому, что перед перестройкой авиационный завод мощно перевооружался, там было современное оборудование, новые технологии, системы автоматизированного проектирования и многое другое. В 2001 году из Российского авиационно-космического агентства по нашему настоянию приехала рабочая группа по оценке состояния мощностей и технического уровня авиазавода. Она тогда оценила его состояние как соответствующее современным требованиям гражданского авиастроения.
– На территории бывшего завода осталось какое-то производство?
– Сейчас на этой площадке работает завод «Сокол», который производит спецпродукцию. Он имеет госзаказ и работает достаточно стабильно. Это не новая продукция, она  производилась и в то время, когда работал авиационный завод.

«Вы же знаете,
как проходили
процессы
приватизации»

– Какие еще потери кажутся лично вам особенно невосполнимыми?
– Пару недель назад я был на территории бывшего завода «Элмаш». Сейчас в огромном главном корпусе, где я 6 лет был начальником основного цеха предприятия, площадь там порядка 30 тысяч квадратных метров, оборудован мебельный гипермаркет. Заходишь – всё блестит. Но чувства у меня были тяжелые. Невольно нахлынули воспоминания, что на этих площадях мы создавали сложнейшее оборудование в 70-80-х годах, которое было на острие мирового технического прогресса. И поставляли его во многие страны мира, потому что оно было конкурентоспособным даже в развитых капиталистических странах. Какие силы были там задействованы – и научные, и конструкторские, и технологические, – можете себе представить. На некоторых установках у нас кандидаты наук работали. А сейчас вместо острия научно-технического прогресса – торговля мебелью.
– Так критики об этом в первую очередь и говорят, что вместо производства теперь везде что-то продают…
– Продажа – тоже непростой процесс, но он, конечно, ни в коей мере не сравнится с созданием сложной высокотехнологичной продукции, тем более конкурентоспособной на мировом уровне. Сейчас, к сожалению, Россия такую продукцию не способна создавать. И это горько и обидно.
– Кроме торговли, на территории бывшего «Элмаша» ничего не осталось?
– На этой площадке работает целый ряд производственных структур. В том числе такие как «Промэлектроника», сохранившая и развивающая единственное оставшееся в России тугоплавкое производство – выпуск изделий из вольфрама, молибдена, рения. И мне было очень приятно видеть, что предприятие само разрабатывает и внедряет оборудование для производства, потому что и в мире оно в единичных экземплярах.
Там же работает прекрасное предприятие «Инжект», которое является одним из лидеров в области лазерных технологий, предприятие «Сфера» и еще ряд других. То есть кроме торговли есть там и высокие технологии.
– Но по весу они хотя бы все вместе могут сравниться с «Элмашем»?
– Нет, не могут. «Элмаш» решал, конечно, глобальные задачи. В год это предприятие изготавливало порядка 100 наименований сложнейшего спецтехнологического оборудования. А про изделия культбыта и по кооперации я и не говорю. Этот завод перевооружал всю электронную промышленность того времени. И не только Советского Союза.
Но я не могу не отметить, что технический уровень этих небольших предприятий очень высок, и производительность труда тоже.
– «Элмаш» можно было спасти?
– Конечно, там тоже есть большие вопросы к руководству. Но, опять же, почему погибло все электронное машиностроение Советского Союза? Ведь было 30 прекрасных заводов! А выжили только два в Беларуси: минский «Планар» и витебский «Эвистор». Все остальные не смогли, потому что повалили ту отрасль, на которую они работали. В Беларуси предприятия сохранили. И не только этой отрасли. Там сохранили и станкостроение. А в России все станкостроение практически умерло. В настоящее время с директором Кировского завода мы пытаемся в очередной раз решить, как спасти завод тяжелых зуборезных станков.
– Там еще что-то сохранилось?
– Там остались ключевые станки и оборудование, остались люди. И если я про причины краха авиационного завода и завода электронного машиностроения говорил, что это промышленная политика, то, что касается завода тяжелых зуборезных станков, у меня глубочайшее убеждение, что здесь виновата наша система, которая могла поставить у руля такого собственника. И собственник его сгубил. Могу утвердительно это сказать, несмотря на возможные последствия. Там странным образом получали травмы конкурсные управляющие предприятия.
– Этот завод еще можно спасти?
– Можно спасти ключевую часть, потому что там уже вовсю идет развитие мебельного производства фабрики «Мария». Эта компания очень мощно развивается, высокими темпами, и дай Бог ей развиваться дальше. Но мы потеряем станкостроение. А их всего два завода в мире – Gleason в Германии и наш завод тяжелых зуборезных станков. Главное, у нашего завода заказы были и сейчас есть – и Беларусь  просит, и другие заводы.
– Сергей Михайлович, вот вы говорите, что таких заводов всего два в мире. По идее, в такой ситуации к нашему предприятию очередь должна стоять из желающих его перекупить, оздоровить и продавать продукцию на весь мир! Почему же в который раз на наши уникальные саратовские активы приходят неэффективные собственники и все гробят?
– Ну вы же знаете, как проходили процессы приватизации и кому доставались лакомые куски российской промышленности. Так и здесь – у руля этого предприятия оказался  собственник, совершенно не имеющий понятия о станкостроении, преследующий другие цели. И сколько таким образом погибло или подорвано было предприятий, история еще свое скажет.
Мы боролись за нашу промышленность всяческими путями, и у меня есть чем гордиться. То, что удалось не только сохранить, но и развить: «Корпус», «Базальт», «Радиоприборный завод», это длинный список – это же всё в борьбе с теми представителями силовых структур, федеральных органов, которые были нацелены на вполне конкретные цели по отношению к промышленным предприятиям, далекие от производства. К сожалению, они все при хороших должностях сейчас. Я думаю, что в Беларуси с ними по-другому бы поговорили.

«Перспективы там были весьма призрачные»

– Раз уж мы начали говорить о легендарных местных предприятиях, расскажите о том, как обстоят дела с предприятиями большой химии.
– Комбинаты химических волокон, расположенные на территории Саратовской области, давали чуть ли не четвертую часть волокон в Советском Союзе. И поэтому здесь для начала надо остановиться на судьбе двух гигантов.
Первый – энгельсское «Химволокно». Сейчас на его площадке работает множество организаций, но из производящих – только ЗАО «ПОШ-Химволокно». Оно производит специальное волокно, но это, конечно, уже не те масштабы. Предприятие нашло свою нишу, потому что вообще конкурировать с китайцами сейчас в области производства синтетических волокон нереально. Затраты на исходное сырье, рабочую силу, на энергоносители у них гораздо ниже.
Второй гигант – это Балаковское химволокно. Там осталось несколько предприятий. Из них самое серьезное – это ЗАО «Вагоностроительный завод», которое работает в кооперации с энгельсским «Заводом металлоконструкций», производителем грузовых железнодорожных вагонов.
Кроме того, на площадке бывшего химволокна сейчас строится «Балаково-Центролит». Это предприятие должно решить основную проблему при производстве вагонов –  крупногабаритного литья. Это не только вопрос качества – это вопрос безопасности, так как последние сходы железнодорожных вагонов квалифицировали по причине некачественного литья. Это не коснулось наших заводов, но проблема существует.
Кроме того, на этой же площадке успешно работает ООО «Аргон» по производству композитных материалов из углеродных волокон для атомной, авиационной и других отраслей промышленности. Там же действуют предприятия ООО «Полипропилен», ЗАО «Резинотехника», ООО «Балэнергомаш», ООО «Балаково карбон продакшн». То есть работающие предприятия имеются. Но не задействованы еще значительные площади.
– Существуют ли примеры предприятий, которые удалось спасти в полном объеме?
– Да, один из них – это балаковское предприятие «Иргиз», которое выпускало минеральные удобрения. Оно прошло через банкротство и конкурсное производство, перспективы там были весьма призрачные. Но потом туда пришла группа «Фосагро». И сейчас это одно из крупнейших в России производств аммофоса, фосфорной кислоты и других видов химии. Самое интересное, что оно превысило советский уровень производства.
Кроме того, был спасен «Нитрон», который практически был остановлен. Да, в 2008 году там было прекращено производство фенола и ацетона, потому что технический уровень не позволял уже предприятию быть конкурентоспособным. Но уже принято решение о строительстве новых производств.
– Существует ли возможность, хотя бы гипотетическая, вернуть другие утраченные предприятия?
– Понимаете, в каждом случае надо смотреть, почему было утрачено производство. В ряде случаев продукция была бы уже не востребована рынком. Скажем, Энгельсский клеевой завод. Что толку было восстанавливать его по старой технологии? Сейчас появились мощные клеи на другой основе, и варить из костей животных клей, чтобы был запах на пол-Энгельса, как раньше, – смысла никакого.
Или, скажем, завод «Рефлектор». Время приемно-усилительных ламп ушло. Осталось одно предприятие, которое имеет поставки на рынок электромузыкальных инструментов. А больше рынка для этой продукции в мире просто нет.
– То есть можно говорить о том, что некоторые из утраченных саратовских предприятий все равно бы ушли в небытие и без разрушительных реформ? Просто потому, что время движется вперед вместе с научно-техническим прогрессом?
– Тут надо опять говорить о системе. Если бы это была плановая система, как в Советском Союзе, таких резких перемен бы не произошло. На том же «Рефлекторе» уходили приемно-усилительные лампы, но на смену им приходили средства для отображения информации, лазерные и иные технологии. То есть решался вопрос, на что менять устаревающую продукцию.
Хотя, допустим, саратовской «Резинотехнике» даже с таким подходом светлое будущее было не гарантировано. Там выпускались специфичные изделия из эбонита и спецрезины, и технологии были устаревшие. Честно говоря, иметь практически в центре города такое производство нецелесообразно. В этой ситуации надо строить в промышленной зоне на современной основе новый завод и сносить то, что есть.
– Чтобы закрыть тему бывших советских предприятий, расскажите, как обстоят дела с производством наиболее известных брендов Саратовской области.
– Какие у Саратова были бренды? Холодильник, самолет, троллейбус и калач. Так?
– И гармошка еще.
– Смотрите, производство гармошки восстанавливается. На последней ярмарке в Саратове «Сокур-63» и «Комбинат имени Стружкина» показывали калач. Холодильники выпускаются в количестве около трехсот тысяч штук в год.
– Так много?
– Да, это серьезное производство. С самолетом ситуация понятна. Что касается троллейбуса, то первое полугодие этого года было очень тяжелым. Но недавно завод  подписал мощный контракт с мэрией Москвы на 264 машины и сейчас работает в привычном режиме.

«Статистика
не сопоставима»

– Что появилось принципиально нового в Саратовской промышленности за последние годы?
– В химической промышленности появилась замкнутая цепочка: на «Нитроне» производят сырье нитрил-акриловой кислоты, затем ООО «Композит Волокно» делает полиакрилонитрильные (ПАН) жгутики (сырьё для получения углепластика. – Авт.), которые превращаются в законченные изделия на «Аргоне».
Продолжает развиваться предприятие по изготовлению синтетических моющих средств «Хенкель Рус» на высокотехнологичных принципах и оборудовании. Вообще в химии и других отраслях запущены предприятия, которых раньше в регионе не было.
– Какие?
– Это, например, Саратовский трубный завод и «Полипластик». Они изготавливают трубы различных диаметров из полимерных материалов, включая армированные, под высокое давление – гамма там очень широкая.
Во времена СССР в Саратовской области совершенно не было вагоностроения. А сейчас у нас три завода производят вагоны разных модификаций. Один Энгельсский завод металлоконструкций выпускает 500–600 вагонов на сумму более миллиарда рублей. По объему производства эта отрасль с лихвой покрывает прежнее авиастроение.
Кстати, саратовское авиационное приборостроение чувствует себя сейчас очень уверенно. Это КБПА, ЭПО «Сигнал», АКБ имени Глухарева, АКБ «Прибор», СЭПО-ЗЭМ – у нас восемь предприятий работают в этой сфере.
Не могу не отметить из новых производств предприятия компании «Роберт Бош». Началось все со свечей зажигания, потом появилось производство автокомпонентов. Сейчас уже работает «Бош пауэр тулс» –  прекрасное предприятие по производству профессионального инструмента. Теперь компания «Бош» намеревается приступить к производству климатической техники, нагревательных котлов и другого оборудования для широкого потребителя.
У нас не было производства, скажем, охранной и пожарной сигнализации. Сейчас фирма «Рубеж» – это один из лидеров на российском рынке по производству этой продукции. Не было производства ветеринарных препаратов, теперь есть инновационное предприятие «Нита фарм», тоже один из лидеров России. Предприятие «Лискон» производит целую гамму установок по очистке воды. Таких линий раньше на территории области не существовало. Как не было, скажем, производства энергосберегающих светильников, а сейчас оно действует на предприятии «Моссар», и еще два завода готовятся. Не существовало производств контрольно-кассовых машин, электросчетчиков, газовых счетчиков.
Вообще, производство оборудования для газовой промышленности изменилось радикально. Раньше было всего два предприятия, которые работали в этой области, – «Газаппарат» и «Газавтоматика». Сейчас кроме них еще 20 предприятий выпускают оборудование для газовой промышленности.
В середине октября планируется открытие предприятия по производству железнодорожных подшипников «ЕПК-Бренко» совместно с американской компанией. Это будет роботизированное абсолютно новое производство на современнейшем уровне.
– Какие предприятия производят продукцию для массового потребителя?
– Таких много. Самые популярные примеры – производство пластмассовых оконных блоков и дверей. Раньше таких предприятий вообще не было в Саратовской области. А сейчас наши предприятия выпускают продукцию не только на свой регион. «Тантал-Окно», к примеру, работает исключительно на Москву.
Другой пример – стальные двери. Я встречал фирменные магазины саратовских производителей и в Чечне. А это сложнейшее производство. Скоро одна из компаний будет открывать полностью роботизированную линию.
– По объему производства, количеству занятых и другим параметрам новые предприятия компенсировали потери от падения производства в годы реформ?
– Нет, не компенсировали. В то время были гиганты. Они занимали серьезнейший рынок и в СССР, и в мировом разделении труда. Сейчас новые саратовские промышленные компании – это в большей степени компактные, технологически  оснащенные современные предприятия.
Если сравнивать нынешнюю ситуацию с советской, в смысле затрат физического труда и участия населения, то мы не достигли прежних показателей. Но если смотреть по тому, что выдает каждый конкретный человек, то есть по производительности персонала, то она давно перешагнула советский уровень.
Да и статистика не очень сопоставима. В Советском Союзе была сплошная статистика, и объективность ее не вызывала сомнений. Сейчас сплошная статистика ведется только по крупным и средним предприятиям. А по малым – выборочная. Поэтому сопоставлять, даже исходя из методики, уже практически невозможно. Можно сопоставлять ситуацию, к примеру, по вырабатываемым миллиардам киловатт-часов или миллиардам штук кирпича. Но совершенно нельзя, скажем, по элементной базе электроники.
Или возьмем лазерные технологии. За последние 20 лет, как бы ни убивали промышленность, уже сложно представить любое машиностроительное предприятие без лазерных технологий, начиная с измерений, кончая сваркой, резкой и другими технологическими операциями. А тогда они были редкостью.

«Мы и к ВТО оказались не готовы»

– ВТО не станет новым 1992 годом для выжившей и особенно новой саратовской промышленности?
– Есть предприятия, которые совершенно уверены, что не станет. А есть другая часть предприятий, где под большим вопросом, как они выдержат конкуренцию на рынке. И таких предприятий немало.
К сожалению, мы и к ВТО оказались не готовы по целому ряду причин. Меня больше всего беспокоит стандартизация и сертификация. В свое время были ГОСТы. Потом как всегда у нас: ГОСТы – это советский дух, давай регламенты. Сейчас в большинстве отраслей ни ГОСТов, ни регламентов.
– А как же повальная мода на сертификацию ИСО 9000 и тому подобные процедуры?
– Сертификация производства – это свод требований к отдельному производству, которому оно должно соответствовать. Но я имею в виду стандарты, скажем, дизелестроения, композиционных материалов и тысячи других таких. Введены регламенты лишь на моторное топливо, молочную продукцию и еще несколько. Их эффективность еще никто не понял. Но жучков, которые молочный напиток выдают за молоко, уже достаточно. Нам же нужна система стандартов, которая совместима с мировыми системами. Во многих отраслях этого еще нет.
– А почему?
– Да потому что неправильно регламент утверждать Госдумой. Кроме того, сама процедура, представьте, – разрабатывающий орган, затем правительство, где 30 согласующих подписей, рабочая группа, подкомитет, комитет, пленарное заседание… Эту проблему мало кто понимает и оценивает. Но она скоро всплывет. Начнут в авральном порядке приниматься сырые документы. Там будет  поле и для мошенников, и для коррупции, и для всего остального.
– То есть страна столько лет вела переговоры по ВТО, и все равно умудрились не подготовиться к вступлению?
– Закон о техническом регулировании, где ГОСТы заменили на регламенты, появился в начале 2000-х. И что толку?

Источник: газета Саратовский взгляд № 36 (334) 20-26 сентября 2012 г.

http://www.sarvzglyad.ru/?news_id=5104