Сергей Шараев: «Неправильно говорить, что я или другие судьи должны вставать на сторону государства»

"

Руководитель 12-го апелляционного арбитража Сергей Шараев перебрался в Саратов из Калуги немногим более полугода назад. В ближайшие годы именно от него будет зависеть, как будет работать инстанция, рассматривающая все апелляционные жалобы на решения арбитражных судов трех областей страны: Саратовской, Волгоградской и Астраханской. Этот человек – пример менеджера нового типа. Он активно проводит время в сети, перенимает опыт судей из европейских стран, во многом полагается на судебную практику и заявляет, что подозревать подчиненных не его стиль. Сергей Шараев не стесняясь рассказывает о попытках давления со стороны представителей власти, но одновременно верит в независимость, самостоятельность и ответственность судей. Он считает себя государевым человеком, но при этом заявляет, что не будет играть на стороне государства в споре с частной компанией. С какими еще сложностями и противоречиями приходится сталкиваться судье в своей практике, Сергей Шараев рассказал в интервью «Взгляду».

После Гребенникова

– Сергей Юрьевич, минуло более полугода с момента, как вы вступили в должность. Что можете сейчас сказать о 12-м арбитражном апелляционном суде в Саратове, о его кадрах, работе?
– Недавно мы отметили пятилетие с момента основания в России 12-го арбитражного апелляционного суда. Именно поэтому наше сегодняшнее интервью символично, и мы можем подвести некоторые итоги своей работы.
12-й арбитражный апелляционный суд – это высокопрофессиональный коллектив, способный успешно решать самые сложные задачи. В его состав вошли опытные юристы, пришедшие из различных сфер: государственные служащие, преподаватели, сотрудники правоохранительных и контролирующих органов и, конечно, работники арбитражной системы. Хорошо, что коллеги работали в разных сферах. Опыт и диапазон их знаний успешно используются при специализации судей.
Первый председатель 12-го арбитражного апелляционного суда Александр Иванович Гребенников фактически создал его с нуля. Это была сложная задача. Сегодня же у нас работают 28 судей и 79 работников аппарата. Среди судейского корпуса 7 кандидатов юридических наук и 1 доцент. В аппарате 2 кандидата юридических наук. Иными словами, в работе мы используем как практику, так и научный подход.
– Существует предубеждение, что выходцы из адвокатского корпуса – не самые желательные кандидаты на должность судьи. Многие ли ваши подчиненные имеют за плечами частную практику? Кто является более предпочтительным кандидатом – выходец из частной юстиции или госслужащий?
– Для меня это не принципиально. Отбор идет только по принципу профессионализма. При этом профессионализм должен сочетаться с высокими этическими требованиями. Данные о судьях 12-го арбитражного апелляционного суда открыты и размещены на сайте нашего суда, в том числе есть и фотографии. При этом каждый судья сам давал разрешение на публикацию того объема информации, который он посчитал для себя достаточным. Любой может проанализировать состав суда и основные биографические данные конкретного судьи.
– Вы упомянули достижения прошлого руководителя, а что лично вам удалось сделать за время работы в должности и что реально изменилось?
– Я не сторонник резких перемен. Считаю, что главное – это преемственность, и она у нас есть. А судейский коллектив работает в том составе, в каком был сформирован.
И еще я сторонник судебного менеджмента: каждая государственная организация должна быть четко структурирована, а основные вопросы деятельности регламентированы. Но без лишнего бюрократизма.
Мы за короткий срок в организационном, кадровом и технологическом плане оптимизировали собственную работу так, чтобы имеющимися силами решать задачи все возрастающей сложности.
При этом основные усилия были сосредоточены по двум основным направлениям: организация работы суда и совершенствование процессуальной деятельности. Эти направления взаимосвязаны – без четкой работы всех структурных подразделений суда не будут качественно исполняться процессуальные полномочия судей и аппарата.
Что касается процессуальной деятельности, сформировали 5 судебных составов с конкретной специализацией споров, активизировали деятельность работы президиума суда по рассмотрению вопросов единообразия судебной практики.
Большая работа проведена в деле развития гласности и открытости. К примеру, я сделал более доступной для людей информацию о суде и его деятельности, провел ребрендинг официального сайта суда. Появились сервисы, которых раньше не было. В любой момент рабочего дня посетителям сайта готов прийти на помощь интерактивный онлайн-консультант. Имеется возможность обращения с заявлениями о выдаче копий документов и ознакомлении с материалами дел через Интернет. Востребован сервис «график видеозаседаний».
Результатом проделанной работы явилось то, что суд в 2012 году возглавил федеральные рейтинги «телефонной открытости» и «медийности сайтов» арбитражных судов.
Мы совершенствуем информационную корпоративную сеть, подключили бесплатный Wi-Fi для посетителей, приобрели новейшее серверное оборудование, оснастили дополнительно еще один зал судебных заседаний системой видеоконференцсвязи.
Не лишнее звено

– 12-й апелляционный арбитраж рассматривает апелляции на решения трех областных арбитражных судов. Но удалось ли ему за эти 5 лет стать необходимым элементом судебной системы?
– Наш суд востребован обществом. Это подтверждается увеличением количества обращений. Нагрузка растет, значит, нам доверяют. Так, с момента начала работы суда нагрузка на одного судью 12-го арбитражного апелляционного суда увеличилась почти в 4 раза. Если в 2007 году на судью приходилось 11 дел в месяц, то на сегодня нагрузка составляет 39 дел в месяц.
Мы – апелляция (от лат. appelatio, т.е. «жалоба»), фильтр, который позволяет обжаловать не вступившие в законную силу решения и определения судей первой инстанции с целью исправить предполагаемую судебную ошибку.
Я считаю, эффективность апелляционного суда как элемента арбитражной системы показала сама жизнь.
– Но сам факт обращений не абсолютный показатель. Насколько вам удается стать конечной инстанцией, расставляющей все точки над i?
Удается ли исключить кассационное и надзорное рассмотрение?
– Конечно, наши процессуальные акты обжалуются в кассационную и надзорную инстанции, это право участников арбитражного процесса. Например, за 9 месяцев 2012 года почти 37% судебных актов, вынесенных 12-м арбитражным апелляционным судом, обжаловано в ФАС Поволжского округа.
Но в данном случае задействовано множество факторов. В большинстве случаев это, конечно же, несогласие с судебным актом. Но иногда и менталитет наших граждан. Есть сутяжники, которые считают, что они правы, и будут искать справедливости во всех судебных инстанциях, даже несмотря на то, что по данной категории дел уже сформирована устойчивая судебная практика.

«Частное и общее»

– Должен ли судья, как госчиновник, отстаивать интересы государства? И как в этом случае соблюсти такой принцип судопроизводства, как равенство сторон?
– Судья, имея статус государственного служащего, больше чем чиновник. Он является представителем судебной ветви власти, по результатам деятельности которой судят о соблюдении законности в государстве. Его отличительные черты – это независимость и самостоятельность при высочайшем уровне ответственности. Это следствие принципа разделения властей. Поэтому неправильно говорить, что я или другие судьи должны при рассмотрении конкретного дела вставать на сторону государства. Европейский суд по правам человека обязывает национальные суды при разрешении споров соблюдать баланс между публичными и частными интересами. Арбитражные суды обязаны учитывать при осуществлении правосудия наличие международно-правовых норм, которые могут применяться ими напрямую, так как эти нормы являются частью правовой системы РФ. Именно поэтому судье важно соблюдать баланс интересов в конкретном споре. Защищать интересы государства – функция других госорганов.
– Но квалификация юристов различается. Между профессиональными адвокатами, защищающими частников, и муниципальными учреждениями, у которых иногда в суд ходит сам директор, – целая пропасть. Как обеспечить их равенство в процессе?
– Есть государственные органы, в которых, по определению, работают сильные юристы. Например, прокуратура, антимонопольная и налоговая службы, территориальные органы Центрального Банка РФ, надзорные ведомства. У них большая специализированная практика по тому или иному виду споров. Они часто участвуют в процессах, и количество переходит в качество – не имея высокого уровня, они не смогут там работать. И, наоборот, в частном секторе далеко не всегда работают квалифицированные юристы. Когда ко мне на личный прием приходят предприниматели, я их всегда спрашиваю: «Кто вас представляет в суде?». Очень важно, ведет защиту профессиональный юрист, адвокат, аудитор или сам бизнесмен, зачастую не имеющий даже необходимого образования и навыков. Отдельные граждане убеждены, что их уровень познаний позволяет полноценно участвовать в деле. К сожалению, в данных ситуациях часто представитель оперирует в суде не нормой права, а только фактами. В итоге судья сам вынужден восполнять правовые пробелы стороны по делу и вести поиск применимой нормы права. Это затягивает сроки рассмотрения дел.
Так что пока проблемы есть. Особенно у малых предприятий.
Сейчас на уровне ВАС обсуждается пока в порядке дискуссии вопрос об участии в процессе только профессиональных юристов. Рассматриваются разные варианты: к примеру, введение адвокатской или юридической монополии на участие в процессе.
– А ваше личное мнение?
– Я поддерживаю эту инициативу: она позволит заметно оптимизировать работу судьи и сократить сроки рассмотрения дел в судах. Затраты на представителей у сторон могут возрасти, но, в конечном итоге, грамотный представитель сэкономит больше времени и денег для участников спора. Да и затраты тоже восполнимы, ведь есть еще и судебная возможность взыскания таких расходов.
Также можно продумать вопрос о введении аккредитации профессиональных представителей сторон в суде. Считаю, и такая схема применима, хотя для кого-то это может стать проблемой. Часть юристов, наверное, не смогут подтвердить квалификацию, а кто-то в силу материальных сложностей не сможет нанять аккредитированного юриста. Тут просится какое-то нейтральное решение.
Но такое решение жизненно необходимо, и особенно это касается апелляции и кассации. В большинстве случае в вышестоящих инстанциях речь идет о правильности применения нормы права, а не о фактах. Для этого и нужен профессиональный представитель.
– Не будет ли это расценено как очередное вмешательство государства в экономику? Считаете ли вы, что подобное влияние и без того слишком заметно или, наоборот, оно недостаточно?
– Я не эксперт в масштабах страны. Сегодня говорится об ограничении избыточного вмешательства государства в экономику, и экономическая политика корректируется в сторону снижения масштабов государственного регулирования. Думаю, никто не хочет видеть контролируемую на 100% экономику. Это тупиковый путь.
А что касается вопроса об участии в процессе только профессиональных юристов – это, наоборот, послужит повышению эффективности защиты прав хозяйствующих субъектов.
– И все же, на ваш взгляд, влияние государства на экономику сейчас снижется?
– Государственный курс на снижение такого влияния существует.
– Существует или реализуется?
– И существует, и реализуется.
– Приходилось ли вам сталкиваться с ситуацией, когда чиновники госучреждений отстаивали государственные интересы в ущерб интересам бизнеса, ссылаясь на социальную значимость того или иного вопроса? Как вы поступаете в этих случаях?
– Подобные доводы имеют место, но они носят больше эмоциональный характер. Судьи, безусловно, оценивают социальные последствия принимаемых решений. Мы также живем на этой же земле, понимаем реалии, но для судьи они вторичны, первична же норма права. Мы можем использовать судейское усмотрение только в рамках закона. При этом, повторюсь, судье важно соблюдать баланс публичных и частных интересов в конкретном споре.

«Государство
осознало проблему»

– Как часто вам в вашей судебной практике приходилось сталкиваться со спорами, связанными с рейдерством или захватом собственности?
– За 12 лет судейской практики на прежнем месте работы я столкнулся с подобным криминальным фактом, когда через суд несколько лжефирм пытались узаконить схему отъема земельного участка. Во взаимодействии с арбитражным судом правоохранительные органы сработали оперативно и предотвратили преступление, а виновные-«рейдеры» понесли уголовную ответственность.
Вообще, в прессе довольно часто применительно к арбитражной практике необоснованно употребляется термин «рейдерский захват». Но фактически в большинстве случаев следует вести речь не об арбитражных спорах и их результатах, а о криминальной составляющей инициаторов захвата бизнеса.
– В 90-е годы предприятия создавались в коллективной форме собственности, но уже к началу 2000-х многие из них не раз поменяли руководство. Рядовые работники-акционеры, как правило, были отстранены от управления. Вы видите в этом проблему или это закономерный процесс?
– Арбитражная система сравнительно недавно обрела всю полноту ответственности за рассмотрение корпоративных споров. Корпоративные споры ст. 33 Арбитражного процессуального кодекса РФ отнесены к специальной подведомственности. До этого момента при рассмотрении дел этой категории возникали спорные ситуации, когда дело рассматривалось в арбитраже, но одновременно появлялось напрямую связанное с ним определение суда общей юрисдикции, например о введении обеспечительных мер. Возникала процессуальная конкуренция. Затем на уровне государства было принято решение о передаче всех корпоративных споров в юрисдикцию арбитража. Поэтому сейчас имеется правовая основа для судебной защиты законных прав и интересов конкретного акционера в арбитражном суде.
– Есть ли в произошедшем доля ответственности судов? В основном предприятия проходили через процедуры банкротства, которая была распространена в 90-е годы как способ отстранения простых акционеров от управления.
– Это некорректный вопрос. Я не буду на него отвечать и комментировать какие-либо конкретные судебные решения коллег в силу судейской этики.

«Глобальное
финансирование»

– Как сейчас строится взаимодействие 12-го апелляционного арбитража с госорганами и нижестоящими судебными инстанциями?
– Как неудачно и зло пошутил один американский комик, апелляция – это проявление неуважения одного суда к решению другого. Но эту «шутку» я бы хотел перефразировать применительно к вашему вопросу. Апелляция – это когда один суд проявляет уважение к другому. Председатель ВАС Антон Иванов на этапе формирования апелляционных судов наставлял нас бережно относиться к решениям нижестоящих судов. Соблюдать закон, но не становиться формалистами и крючкотворами.
Я приоткрою небольшую тайну. Мы – судьи четырех арбитражных судов (12-го арбитражного апелляционного суда, арбитражных судов Астраханской, Волгоградской и Саратовской областей) – систематически совместно обсуждаем актуальные вопросы судейской работы. Проводим совещания по видеоконференцсвязи, общаемся в скайпе. Конечно, мы обсуждаем не конкретные дела, это было бы прямым нарушением принципа независимости судей, а организационные вопросы, изменения в законодательстве и, что особенно важно, вопросы единообразия судебной практики. Это хороший способ исключить из нашей работы профессиональные ошибки.
Обсуждая практику, мы иногда спорим, голосуем по тем или иным вопросам, кто-то не соглашается, возникают дискуссии. Но в итоге всегда приходим к коллективному решению. Также мы обмениваемся судебной статистикой, как говорится, сверяем часы.
Что же касается госорганов… Я в силу своих должностных обязанностей взаимодействую с руководителями трех регионов. Пример – с саратовской властью. Это, в частности, связано с проработкой вопроса о строительстве нового здания суда. Благодаря поддержке ВАС РФ у нас есть глобальная задумка, которая поможет улучшить не только наши условия труда, но и суда первой инстанции. Тайну пока не будем открывать, так как это вопрос не одного дня. Нам предстоит сложная бюрократическая в хорошем смысле слова процедура для появления наших судов в федеральном бюджете. Со стороны губернатора области и руководства города мы получаем поддержку, потому что без них, даже имея деньги, нам сложно будет реализовать наш проект.
Но в целом во взаимоотношениях с властью я стараюсь держать дистанцию. Некоторые СМИ меня критиковали за то, что я не хожу на заседания правительства. Но я и прежде не ходил. Ведь если я буду участвовать в работе региональных властей, а потом, например, в рамках судейской деятельности суд будет давать оценку постановлениям правительства, то возникнет вопрос о независимости суда при рассмотрении конкретных споров.
Помимо органов госуправления мы активно сотрудничаем с вузами. У нас действует соглашение о взаимодействии с СГЮА (Саратовская государственная юридическая академия. – Авт.), мы привлекаем на практику студентов, а лучших приглашаем к себе на работу.
– Кто-то из простых студентов уже стал судьей?
– Молодой юрист должен двигаться с азов и низов, поработать на земле, это тяжелый монотонный труд. Те, кто себя проявляет, быстро растут. Как говорил М. Ломоносов: «Неусыпный труд препятствия преодолевает». У нас в суде есть перспективные работники, и, я думаю, за ними будущее.

«Под прессом
громких имен»

– Подозревали ли вы когда-нибудь коллег и подчиненных в коррупции?
– Подозревать я не имею права никого. Тем более создавать такую атмосферу. Это будет уже не суд, а «темное царство», почти как по Островскому. Я верю только фактам и официальной информации. Механизм привлечения судьи к ответственности существует, да, сложный, но он есть. Вопросы об ответственности судей решает Высшая квалификационная коллегия судей РФ. Но и у судьи есть механизм защиты от начальства – Дисциплинарное присутствие (судебный орган, рассматривающий жалобы на решения квалификационных коллегий. – Авт.) Примеры таких обращений судей в стране существуют.
– А на вас самого пытались давить власть, бизнес, другие лица?
– В том случае, если это внепроцессуальное обращение и оно по своему характеру носит характер вмешательства в судебную деятельность, мы его регистрируем особым образом и публикуем в специальном разделе сайта суда. Каждый может зайти на сайт суда и увидеть эти обращения. За время работы в арбитражной системе ко мне письменно обращались разные люди, в том числе и депутаты Государственной думы с просьбами «взять дело на личный контроль», «обратить внимание на дело».
Другой вопрос – критика СМИ. Если в статье содержится конструктивная критика, то мы ее, конечно же, воспринимаем. Если же речь будет идти о клеветнической информации, то будем реагировать на нее с учетом конкретных обстоятельств, используя полный перечень законных методов. В том числе это и обращение в правоохранительные органы и суд. Я считаю это нормальным правовым способом защиты. Но, надеюсь, до этого не дойдет.
– Кто испытывает большее давление – рядовой судья или председатель?
– Выдающийся российский юрист Анатолий Кони говорил о возможности давления окружающей среды в виде так называемого «общественного мнения» на участников судебного разбирательства. Он говорил, что это давление весьма многообразно, чувствительно и вместе с тем неуловимо, оно создает вокруг судьи ту атмосферу, которая стремится властно повлиять на его работу. Судья, по мнению Кони, должен стоять выше этого в выполнении своей высокой задачи, основанной не на временных впечатлениях, а на вечных и неизменных началах правосудия.
Когда я был рядовым судьей, на меня никогда не давили, хотя внепроцессуальные обращения в адрес председателя суда по моим делам были. Сейчас же я сам рассматриваю подобные обращения по конкретным делам. Что касается давления на меня как на председателя 12-го арбитражного апелляционного суда, то его нет. Это, наверно, в том числе и эффект положительного влияния государственной политики ротации кадров.
Судье сложнее. Судебная деятельность изобилует эмоциями. Практика показывает, что имеют место попытки психологического давления на судью посредством немотивированных отводов путем затягивания судебного процесса, необоснованных жалоб, а также публикаций к СМИ.
– Вы совершали судебные ошибки?
– Факты изменения моих решений были. Этого не стоит скрывать, тем более что все решения размещены в Интернете. Я изначально специализировался на налоговых спорах. Эта отрасль сложна тем, что постоянно меняются законы. Появляется новая практика. Отмены и изменения моих решений были связаны, в основном, с отсутствием единообразия применения налогового законодательства. От этого никто не застрахован. Но большинство решений устояло.

Гордость, свобода
и стиль

– Как вы считаете, может ли судья быть публичным человеком, испытывать желание рассказать о своей работе, гордиться ей?
– Когда я стал судьей, то почувствовал разницу между работой чиновника контролирующего ведомства и представителя судебной власти. Чиновник менее самостоятелен, есть необходимость выполнять директивные указания свыше, быть встроенным в вертикаль власти. А суд – это независимость и ответственность. У судьи есть право на усмотрение. Немаловажно также чувство справедливости, ведь, разрешая спор, ты приносишь пользу и этим гордишься!
При этом председатель отвечает за все, промах любого судьи – это удар и по руководителю, и по авторитету суда.
В то же время судья не вправе делать публичных заявлений, комментировать решения. Он ограничен кодексом судейской этики. Председателю немного проще. Я не имею право давать оценку конкретным делам, но обязан от имени суда быть публичным, контактировать со СМИ как лично, так и посредством пресс-службы. Кстати, так происходит не везде. Например, в Голландии зачастую все комментирует сам судья, считается, что только он может максимально компетентно донести позицию судебной власти. Иногда и мне приходится общаться напрямую. Вчера в твиттере мне написали (зачитывает с компьютера. – Авт.): «Да, ребята, оказывается, в 12-м апелляционным суде тоже выносятся непонятные акты». Пишут даже с указанием конкретных дел! Приходится разъяснять право на обращение с официальной жалобой. Выискивать, что они имели в виду, заниматься «частным сыском» – не мой стиль, этим я не занимаюсь.
– На вашем сайте есть целый раздел – стиль суда. У судьи должен быть свой стиль?
– Этот раздел сайта суда посвящен фирменному стилю 12-го арбитражного апелляционного суда (логотип, цветовая палитра, иллюстрации) с целью создания узнаваемого образа суда.
Но стиль присущ и конкретным судьям. Я бы разделил судей на практиков и теоретиков. Одни подходят к формированию своей правовой позиции при разрешении спора сначала с точки зрения теории права и конкретной нормы, а потом изучают судебную практику по конкретным категориям споров. Другие, наоборот, идут от судебной практики к теории. Я, например, больше практик.
– Должен быть судья богатым или состоятельным человеком?
– Думаю, обеспеченным, чтобы не думать о материальном благополучии семьи. Можно по-разному относиться к зарплате судей. А богатство – слово с душком. В любом случае все доходы судей и членов их семьи задекларированы. Более того, эта информация размещается на сайтах судов. Недавно прочитал в СМИ об Италии, когда судья был официально учредителем одного из местных ресторанов. Для нас это удивительно. Но со слов журналиста, итальянский судья не видел проблемы, так как все официально задекларировал и платил налоги. Представьте реакцию общественности, если бы кто-то из саратовских судей был официально владельцем ресторана. Хотя я не вижу в этом ничего зазорного при соответствующем правовом регулировании данного вопроса.
– Вы упомянули декларацию о доходах – это достаточный механизм против коррупции?
– В случае сомнения общественность может инициировать проверку конкретной декларации. Механизм для этого есть. Думаю, система еще будет совершенствоваться. В то же время всех дальних родственников не обяжешь декларировать их доходы.
– К слову о семье, вы бы хотели, чтобы ваши дети продолжили ваш путь и стали судьями?
– Ничего плохого в традициях не вижу. Но подходить в каждом случае надо индивидуально. Мой старший сын – классический гуманитарий. Но заставлять его быть юристом или использовать собственный авторитет для устройства в юридический вуз я не намерен. Пусть ребенок выбирает дорогу сам, препятствовать не буду.
– Вам не кажется, что в стране слишком много юристов?
– Да, но есть недостаток квалифицированных. Людей с образованием много, а обществу требуются настоящие профессионалы. Я рад, что у нашего арбитража благодаря взаимодействию с СГЮА очень хороший резерв, который помогает нам исполнять наши обязанности на высоком уровне. Ведь мы государевы люди, оказываем гражданам востребованные госуслуги. И предоставлять их мы должны качественно и в срок.

Источник: газета Взгляд Саратов № 43 (341) 8-14 ноября 2012 г.

http://sarvzglyad.ru/?news_id=5211