Реалити-шоу «Кавказский пленник»
«Привет, я журналист. На днях написал про тебя статью. Пойдем, поболтаем?» – на железнодорожном вокзале я протягиваю руку худенькому пареньку в надвинутой на глаза черной шапке с надписью «Sochi 2014». «Пойдем», – без каких-либо вопросов соглашается он.
Его более семи лет держали в рабстве в Дагестане. А он соглашается ехать со мной в редакцию сразу, даже не спросив редакционного удостоверения. Я вспоминаю, что неделю назад в поселке Молодежный Перелюбского района односельчане Александра Варламова называли его слишком доверчивым и наивным, легко попадающим под чужое влияние.
Точка отсчета – саратовский вокзал
Тихий, с резко очерченными скулами, выпирающим подбородком и усталыми глазами, он немного похож на гастарбайтера. В духе саратовских представителей этого контингента ревностно относится к чистоте улиц – окурки выбрасывает исключительно в мусорки. Впечатление дополняет легкий акцент как у коренного жителя Средней Азии.
В троллейбусе, пока мы едем в редакцию, он охотно повествует о том, как оказался в рабстве.
В Дагестан Варламов попал сразу по возвращении из тюрьмы, где провел год за кражу ячменя. Сумма ущерба, как я понимаю, примерно тысяча-полторы рублей. В нашей стране не сажают за кражу миллиардов, в нашей стране наказывают за «мешок комбикорма».
«Взял всю вину на себя, адвокат попросил сделать это, потому что у моего подельника уже был условный срок, – вспоминает Варламов. – Правда, потом его все равно посадили, но уже по другому поводу – за кражу леса. После освобождения я поехал на вокзал, хотел купить билет до дома, но мне не хватило 50 рублей. Ко мне подошел человек лет сорока пяти и предложил работу на кирпичном заводе в Дагестане. Я согласился. Чтобы на папиной и маминой шее не сидеть. Человек договорился с проводником. Нас – меня и еще одного татарина, тоже с вокзала, – взяли в поезд. Когда приехали на кирпичный завод, нам сказали: идите в бараки, знакомьтесь с остальными».
Приходит мысль, что саратовский вокзал – это место своеобразного кастинга для участия в реалити-шоу «Кавказский пленник».
– Много русских на заводе? – спрашиваю.
– Где-то человек пятьдесят.
– А саратовских?
– Человек тридцать точно.
– Ты не спрашивал их, как они туда попали?
– Нашли их так же, как меня, на саратовском вокзале. Подбирали пьяных или опаивали. Потом, когда люди трезвеют, уже поздно – они оказываются на заводе, все документы у них отбирают и сжигают. Я им сказал, что свои документы в поезде оставил, на столе под клеенкой. Они говорят: «Еще лучше».
Это был исключительный случай для человека, попавшего на работы в Дагестан, – остаться с паспортом. Правда, владел им Варламов недолго.
«Рабы готовы за стакан водки продать родную маму»
В редакции он почти без остановки пьет то кофе, то чай. И категорически отказывается от еды. Говорит, желудок болит и вообще, привык ничего не есть. Потом все-таки соглашается на картофельное пюре.
Более двух часов рассказывает, как в Дагестане существуют рабочие (они же рабы) – те, которые не получают ни копейки и живут там же, на заводах, годами.
Подъем на том самом первом кирпичном заводе, куда Варламов попал, в шесть утра. «Чай с хлебом попили, – говорит он, – и на работу». В девять завтрак – картошка, капустный лист и вода. В обед – перловка. На мой вопрос, было ли что-то мясное, Саша даже удивляется.
На заводе – не только «кнуты», случаются и «пряники». «По воскресеньям у них – «наливайка», – объясняет Варламов, – дают чекушку водки на человека. Раньше давали пузырь, но этого оказалось много, один раз до такой степени набухались, что на работу никто не вышел в понедельник. После этого решили урезать до чекушки». По его словам, среди рабов есть и те, кому нравится такая жизнь: «Наливают сто грамм – и всё. Чего им еще надо? За стакан водки родную маму готовы продать».
Через пять дней, поняв, что в таких условиях долго не проживешь, пленник вместе с приятелем-татарином, с которым его и привезли в Дагестан, решили сбежать. «Дождались, пока начальство уснет, и пошли по железной дороге. Один человек (Гера его зовут, он уже девять лет там работает) нас проводил, показал, куда идти, а сам назад вернулся», – рассказал Александр. «А он сам почему не убежал?» – спрашиваю. – «Куда ему бежать? Он старый был, лет 55 ему. Да и некуда. У него уже нет ни дома, ни семьи».
Через некоторое время беглецы вышли к какой-то ферме, решили спросить у хозяина, как добраться до Саратова. «Тот пообещал отправить домой, если мы на него поработаем. Нам надо было выгонять стадо коров и следить, чтобы оно на соседнее поле не заходило. Так прошло два месяца. Потом приехал двоюродный брат хозяина и уговорил работать на фасовке цемента. Пообещал платить за это деньги – полтора рубля за мешок». Варламов фасовал цемент около двух лет, но денег так и не увидел.
Рабов меняют на баранов
На вопрос, почему не сбежал домой, Александр объясняет, что новый хозяин отобрал у него паспорт. Наличие паспорта в Дагестане – как выясняется, главное отличие человека от раба: «Без паспорта оттуда уйти невозможно. У них все схвачено. Везде посты – полиция либо тут же возвращает тебя на место, либо перепродает другому хозяину».
Местный участковый как-то позвал Варламова к себе домой – якобы подписать какую-то официальную бумагу. Дома предложил выпить стакан водки. «Я выпил и сразу же отрубился – наверное, в водку было что-то подмешано, – вспоминает Варламов. – Очнулся в Акушинском районе, в горах. Меня поставили пасти бычков, снова обещали отправить домой, как только последнего бычка зарежут».
Зарезали. Домой, естественно, не отправили. Варламов снова решил сбежать. Бежали вдвоем с таким же русским пленником. Несколько дней, а точнее, ночей, шли, а в дневное время прятались в какой-нибудь низине и спали. Однажды нашли тысячу рублей и добрались до Махачкалы. Зашли в кафе, выпили по бутылке пива, на выходе их задержали полицейские. «Коллегу» отпустили, говорит Варламов, а его самого отправили в Нагайский район, поменяв на барана.
И снова – очередная ферма, где Варламов пас баранов. Оттуда он бежал вместе с вольнонаемной женщиной: «Мы с ней вместе жили, с Наташей, ей 52 года, мне тридцати нет, – говорит он. – Она наполовину русская, наполовину дагестанка».
Далеко не убежали. Хозяин написал заявление в полицию: мол, сбежавшие украли 60 голов скота. Варламова вернули хозяину, Наташу посадили на 15 суток: «Я просил хозяина, чтобы ее отпустили, а меня оставили у него». Женщина вернулась домой, Варламов остался пасти баранов. Несколько раз звонил Наташе, общались. По всей видимости, это именно она написала письмо в поселок Молодежный Перелюбского района Саратовской области, в котором рассказала, что Александр находится в рабстве, и просила ему помочь. «А однажды, – вспоминает Варламов, – я ей позвонил, ее дочь взяла трубку, просила «больше сюда не звонить»…
Он сменил еще несколько «хозяев». Вспоминает, например, депутата по кличке «Закон», который раздавал полицейским подзатыльники. Районы в Дагестане, говорит, поделены, в каждом полиция подчинена какому-нибудь местному начальнику.
После двух лет скитаний по горам Варламов решил позвонить Залимхану – хозяину цементно-фасовочного завода. Тому самому, что отобрал у него паспорт. Просил его освободить. Залимхан велел ждать. Сказал, что ему нужно номера на машине сменить, чтобы Варламова вывезти.
Варламов ждал. Сумел позвонить домой. Отчим сказал: «Держись, сынок, мы тебя вытащим». Мать написала несколько заявлений в полицию. Как выяснилось, полицию они не впечатлили.
Шило на мыло
А вот Залимхан приехал. На машине, по всей видимости, с фальшивыми номерами. Забрал Варламова с собой. Только легче тому от этого не стало. Попал в шиномонтажную мастерскую, где работать приходилось даже больше, чем раньше, и на тех же условиях. Без выходных. В любую погоду. Зимой, чтобы не замерзнуть в резиновых сапогах, пленник был вынужден обматывать ноги газетами и целлофаном. Руки так не обмотаешь – видимо, поэтому сейчас они у Александра слегка синеватые. Он говорит, что после сильного обморожения они ничего не чувствуют.
Иногда звонил в родной поселок. Соседи рассказали, что мать его умерла. «Я хозяину говорил, что у меня матушка упокоилась, просил отпустить на могилу сходить, – вспоминает он. – Тот или отмахивался, или грозил: «Если рыпнешься – вывезу в море и утоплю!». Александр признался, что от безысходности не раз плакал по ночам: «Надежды выбраться оттуда никакой не было».
Вырваться из этого капкана удалось только благодаря чуду – Варламов случайно познакомился с местным жителем, который оказался одной из местных «шишек», и тот предложил ему помощь. «Говорил, всю полицию местную держит. У него жена русская. Мол, поэтому он меня, русского, и пожалел», – объясняет Саша. В это верится с трудом, но вот он, сидит напротив меня в редакции, действительно вернувшийся на родину.
Когда Залимхана арестовали, рассказывает, к нему пришел зять, Ислам. «Что же, говорит, ты мне не пожаловался на Залимхана? Я же следователь. Он без меня ни одного шага не ступит. Я бы тебя отправил домой». Ислам попросил Варламова сделать «последний мужской жест» – написать, что тот не имеет претензий к своему «хозяину». Говорил, у Залимхана мать престарелая, после сердечного приступа, и теперь плачет все время. «Люди же не могут врать о таком?» – наивно спрашивал меня Саша. Пожалел мать, подписал бумажку, что претензий финансовых к Залимхану не имеет. Но при этом, уверяет, от показаний о том, что его удерживали на работах, не отказывался и заявления не забирал. «Мне его не жалко, хозяина, – говорит, – мне мать его жалко».
Бывший хозяин от проявленного пленником благородства расщедрился и выделил Варламову на дорогу десять тысяч рублей. За все шесть лет, что тот на него работал.
«А ты мог бы туда поехать еще раз? – спрашиваю. – Ну, может быть, какие-то следственные мероприятия…» – «Нет, больше не хочу, – энергично мотает головой. – Даже ради следствия. Махачкала – город сам по себе хороший. Жить там можно, но не с такими людьми. Лишнее это. Хотя там есть люди и хорошие».
Он до сих пор ведет себя так, будто где-то рядом находится хозяин. Каждый раз, перед тем как выйти в туалет или покурить, спрашивает разрешения. Позднее, во время разговора со своим будущим начальством, все время порывался встать, как школьник на уроке.
Возвращение блудного сына
На следующий день мы на редакционной машине повезли «пленника» домой. Тот всю дорогу смотрел в окно и улыбался. Приятное это, наверное, ощущение – после долгих лет отсутствия вернуться домой. В родном селе каждая выбоина на дороге кажется знакомой.
Глава Молодежного поселка Сергей Мирнов некоторое время был занят. К нему приехали представители ГУ МВД по Саратовской области проверять факты нашей предыдущей публикации. Осматриваемся по сторонам – над входом в кабинет висят часы с изображением президента РФ Владимира Путина и надписью «Путин – наш президент!». Мирнов потом рассказал, что они висели еще за 8 лет до него: «Я сказал, не снимайте, все равно еще пригодятся. Так и получилось».
Когда мы зашли в администрацию, тут же появились жители поселка. Сразу принялись приглашать Варламова в гости. Первым парня встретил его сосед – Виктор Ерохин, с внуками которого Варламов воспитывался. «Мы когда твое письмо получили, я подумал, наверное, не ты писал – что-то ошибок маловато. А вот разговор твой я сразу узнал», – принялся юморить Ерохин. «Он как внучок наш. Постарел как за это время, исхудал, – по-матерински причитала его супруга Людмила Сергеевна. – А куда же его теперь?» – «Мы еще посмотрим, что он из себя представляет. Чтобы он себя нормально вел, – пытался быть строгим Мирнов. – До весны он у нас в общежитии поживет, а дальше, может, и дом дадим».
Когда Александр, наконец, встретился с отчимом, тот снова прослезился. «Вот тебя занесло… Мать ругалась, говорит, зачем уехал, ведь и тут работа есть. Она тебя так и не дождалась… Надо к ней на могилку сходить, покрасить крест, порядок навести. Письмо не ты писал ведь? Не твой почерк, красиво написано. Тебя там не били?» – засыпал он вопросами пасынка. «А вам ничего не присылали? Должны были деньги переслать… Обещали… Как же так?» – удивился Александр.
«Ну что, поедем его тетке показывать?» – спросил я после часовых посиделок у отчима. «Да нет, наверное, не надо, – замялся Мирнов. – Она там была, в администрации, когда Сашка приехал». Начинаю вспоминать. И правда, в то время как мы ждали в приемной, пока освободится глава, в кабинет зашла немолодая женщина, подозрительно посмотрела на Сашу, словно нехотя поздоровалась со всеми, прошла мимо и присела на стул. «И это его родная тетка?! Как же она даже не обняла?» – растерялся я. «А зачем он ей нужен? И она ему. Да, Саш? Да они и не общались никогда», – ответил Сергей Анатольевич.
Напоследок с Варламовым встретился глава местного хозяйства СПК «Клевенское» Петр Маказюб. Он сразу четко и ясно обрисовал картину будущего: «У тебя есть только два пути – начать работать, встать на ноги и завести семью или залезть в стакан – и на кладбище. У нас сейчас модно стало спиваться. Мы за этот год только троих или четверых молодых ребят схоронили. Ты помнишь Сашку Никифорова? Он моложе тебя был. Уже отнесли. Красивый молодой человек был, а как на стакан наступил, за два года сгорел. Сашка Соловьев – в 29 лет отнесли. Вскрыли, как умер, – печень разложилась. Старший Никифоров, Юрик Утюгов… И все из-за этого змия. Если ты намерен жить, поле для жизни есть. Хочешь работать, я тебя на работу возьму. Будешь работать – потихоньку обрастешь и квартирой, и семьей, если не будешь – разменяешь жизнь на зеленого змия». Саша обещал работать. Хотя бы потому, что за все эти дагестанские годы привык. И по-другому не умеет.
Едем домой, мечтаем о том, чтобы жизнь у Саши сложилась. В том варианте, где работа, семья, квартира… А Залимхану тем временем, наверное, уже нового «варламова» привезли…
