Дело о гибели заключенного. Однажды, 15 лет назад

Это выяснилось случайно. Просто когда часто пишешь одни и те же слова поневоле начинаешь в них вдумываться, тем более, когда речь идет, как сейчас принято говорить, о персональных данных – об имени и фамилии. ФИО одного из подсудимых мне показались знакомыми. Я еще подумала: где-то я это уже слышала, и сочетание еще такое, не очень популярное, вот ведь совпадение… А посмотрела повнимательнее и – вот ведь незадача! – не совпадение.

Это было давно – больше 15-ти лет назад, да и общаться мы особо не общались. Просто были общие друзья с одной улицы, такой зеленой, со старыми “разноэтажными” домами, с баскетбольной площадкой во дворе, на которой собирались в основном те, кто с подростковым максимализмом презирал здоровый образ жизни, а втайне по вечерам качал пресс или “бросал по кольцу”. И сейчас, кажется, там ничего не изменилось, разве что прибавилось несколько новых домов, втрое выше, чем те, которые тогда называли высотками, зарос пруд, а баскетбольную площадку используют по назначению. А мы-то остались прежними, разве что подросли немного (кто-то в высоту, кто-то – в ширину), поменяли место жительства и вот сидим теперь фактически по разные стороны “барьера” – один обвиняется в совершении преступления (тяжкого преступления, даже сдержанные высказывания обвинительного заключения о котором слушать неприятно и больно, и хочется закрыть руками уши), а другой об этом пишет. Я всегда в такие минуты думаю: а ведь начинали-то одинаково. Ну, то есть тогда, 15 и больше лет назад, все было иначе и все могло пойти, как угодно. А вышло так, как вышло.

Я все время пытаюсь вспомнить, какими мы были: я – так себе, а он – ничего. Не сказать, чтобы красивый, умный, перспективный, но – популярный. По крайней мере, не агрессивный, не “борзый”. Тогда был, а сейчас? Не знаю, но судя по его сутулой спине и нервозным покачиваниям на лавке, изменился мало. Я все время пытаюсь вспомнить что-то еще о нем – из какой семьи, как учился, куда пошел после школы, но не могу – нечего вспоминать.

Он едва ли не все заседание просидел, низко наклонившсь, опустив голову в пол и ни на кого не глядел. Это то, что я вижу. А то, что встает перед глазами: человек, лежащий на полу, его держат четверо, а пятый дубасит резиновой палкой, и так – по кругу. Наверное, заключенный кричал, может быть, просил о пощаде, но в обвинительном заключении этих сведений, к счастью, не было указано.

Первое заседание – напряженное и мучительное – закончилось. Подсудимые бросились к выходу, потерпевшая – мать погибшего в муках заключенного – подошла к гособвинителю, как будто специально для того, чтобы не сталкиваться в дверях с обвиняемыми в смерти ее сына, которых она уже давно приговорила, и требует высшей меры наказания.

Мы разошлись. На входе он еще о чем-то беседовал со своим адвокатом. Посмотрел, но, наверное, не вспомнил. Это было давно, больше 15-ти лет назад и я тогда была – не то, чтобы так себе, но другая.

“Ну вот и встретились, – думаю я, – теперь увидимся на приговоре”.