Добро пожаловать на сайт compromatsaratov.ru!

Этот сайт работал для Вас с 2009 года. Compromatsaratov.ru - крупный, хорошо известный всем саратовцам
медиаресурс, зарекомендовавший себя и заслуживший доверие за долгие годы работы.

Теперь сайт продается.

По вопросам приобретения просьба обращаться на email

sale@compromatsaratov.ru

КомпроматСаратов.Ru

Нет ничего тайного, что ни стало бы явным                         

Домашняя библиотека компромата Дениса Меринкова

[Главная] [Почта]



Саратовская епархия: люди, годы, грехи



"

 

Номер журнала: №4(174), апрель 2014 г.
Саратовская епархия: люди, годы, грехи - Общественное мнение Саратов Новости Сегодня
(начало: «ОМ», 2012, №5-12; «ОМ», 2013, №1-8, 10-12; «ОМ», 2014, №1-3)

Недостаточно одного свидетеля против кого-либо в какой-либо вине…
При словах двух свидетелей или при словах трех свидетелей состоится дело.
Втор. 19.15

Монашеское послушание и содомский грех
Наверное, самое время обратиться к церковному периоду биографии священномученика Гермогена. Именно эта часть жизни епископа изучена и описана лучше и больше других. 11 лет из нее были связаны с нашей губернией, когда саратовский архиерей прославился не только как «строгий аскет, молитвенник, ревнитель миссионерского дела», но и как активный черносотенец и содомит. Попробуем разобраться, как перечисленные выше качества столь причудливо сочетались в одном человеке.
Начать, пожалуй, стоит с небольшой сценки из романа Валентина Пикуля «Нечистая сила». События развиваются в вагоне пассажирского поезда, направляющегося в Санкт-Петербург. Протоиерей Иоанн Восторгов, главный «политтехнолог» «Союза русского народа», везет в столицу найденный им в сибирской глубинке «креатив». «Креатив» имеет человеческое обличие и прозывается Григорием Ефимовичем Распутиным. Именно его Восторгов намерен использовать для поднятия авторитета «союзников» (т.е. «черносотенцев», членов «Союза русского народа».— Авт.) в столичной элите.
«Брякнул третий звонок, и состав потянуло в столицу империи тяжело и медленно, словно тонущий корабль в мрачную бездну. А в соседнем купе, как выяснилось, разместился со служкою саратовский епископ Гермоген — птица столь важная, что Распутин даже оторопел от такого соседства. Выглянув из купе, он увидел, как служка епископа, молодая и румяная монашка с длинными волосами цвета бронзы, застилает для Гермогена постель.
— Никак девка при нем в рясе? — спросил Распутин.
Восторгов, хихикнув, ответил тишком:
— Да не девка, а парень такой… Гермоген-то у нас, бедненький, содомским грехом страдает. Имел от этого уже кучу разных неприятностей. Но уж больно сильны покровители у Владыки саратовского. Гермоген, как и я, тоже «союзник». Я ему о тебе сказывал. Сейчас заявится. Он мужик простой. Не стесняйся…
Брюшком вперед, осеняя купе бликами алмазного распятия, вошел Гермоген — плотный, сытый, игривый, пахло от него дамскими духами. Ни с того ни с сего, даже не сказав «Здрасьте!», он, мальчишничая, щелкнул Распутина по носу:
— Ну и нос! На троих рос, а тебе достался…
Гришка на всякий случай примолк, боясь, как бы не обидели. Жался на плюше, словно бедный родственник на богатых именинах. Завидущими глазами смотрел он, как духовные побратимы-черносотенцы тащат на столик снедь разную. Гермоген до локтей закатал рукава рясы, обнажились сильные белые руки. Он крутил штопор, выдергивая из бутылок пробку за пробкой, только — шпок да шпок! И вел дружелюбный разговор:
— Ты — Григорий Ефимыч, а я в мирской жизни звался Григорием Ефремычем… тезки! Ну как? Не боишься, что отец Иоанн, разбойник, завезет за темные леса, где и слопает за милую душу? Небось, хвост-то промеж ног зажал? Трясется он у тебя чай?
Распутин, решив не пить, отвечал обстоятельно.
— Да уж не каторжники вы какие. Даст Бог, и не пырнете ножиком по дороге… Чего трястись-то мне?
А выпить ему ужасно хотелось, но крепился.
— Не искушайте мя,— говорил обдуманно.— Нонеча я должон гореть чисто и свято, будто свеча воску яркого…
— Так я и поверил тебе! — Гермоген тыкал в губы ему стакан с пахучей жидкостью.— Эва, понюхай, варнак, каково пахнет.
Распутин воротил нос на сторону:
— Ну-к, пахнет. Ну-к, клопами. Дык мне-то што с эфтого? (…)
Гермоген, больно наступив Гришке на ногу, затискал Распутина в самый угол купе.
— Нет у меня,— сказал,— веры к людям, которые пьют редко, а едят мало. Давай, отец Иоанн, приложимся к святым мощам…
». (Пикуль В.С. Нечистая сила: Политический роман, 1991. с.115-116).
Приведенный отрывок имеет подстрочное примечание Пикуля, касающееся личности протоиерея Иоанна Восторгова. Вот его дословный текст:
«В описываемое нами время И.И. Восторгов сам находился под судом за растление девочек в ставропольской гимназии; хорошая компания собралась в одном купе — под стать Гришке Распутину!». (Там же, с.115).
А вот какую характеристику протоиерею Иоанну Восторгову дала в своем дневнике генеральша Александра Богданович (запись от 5 апреля 1910 года):
«Никольский (сенатор, член Государственного совета, сотрудник «Нового времени».— Авт.) не терпит Пуришкевича, Восторгова и Булацеля. Таких типов очень много развелось, и среди них первым номером стоит Восторгов. Это — проходимец в рясе, очень скверный человек. Дубровин (врач, основатель «Союза русского народа», издатель черносотенной газеты «Русское знамя».— Авт.) тоже, по-моему, ужасная личность, от которой дай Бог находиться подальше».
Наверное, будет неправильно обойти вниманием и такой весьма примечательный факт: ныне протоиерей Иоанн Восторгов также канонизирован. Таким образом, и здесь РПЦ достойна книги рекордов Гиннесса: ведь отныне в патерике отечественных святых присутствуют не только педерасты-священномученики, но и свой доморощенный святой педофил.
Допускаю, мне могут возразить, что роман Валентина Пикуля «Нечистая сила» — художественное произведение. Стало быть, писатель, даже говоря о вполне конкретных исторических персонажах, мог использовать прием художественного домысла. Или просто из личной неприязни к черносотенцам умышленно «демонизировать» представителей этой политической партии в своем романе. А на самом деле епископ Гермоген никогда не использовал молодых церковников и семинаристов, находящихся от него в служебной или иной зависимости, для удовлетворения своих содомских страстей. И вообще, как пишут саратовские агиографы (Плякин и Ко), проявил себя как «строгий аскет, молитвенник, ревнитель миссионерского дела».
Не собираюсь спорить с церковными пиарщиками. Вместо этого приведу выдержку из монографии игумена Дамаскина (Орловского). Его уж, пожалуй, трудно заподозрить в намерениях опорочить новоявленного священномученика. Цитата относится к периоду, когда будущий епископ Гермоген после окончания Санкт-Петербургской духовной академии получил свою первую церковную должность:
«Окончив духовную академию, иеромонах Гермоген 17 сентября 1893 года был назначен инспектором Тифлисской духовной семинарии. Характеризуя его на этой должности исключительно как монаха, готового жертвовать всем ради ближнего, ректор семинарии архимандрит Серафим (Мещеряков), не сочувствовавший чисто монашескому и глубоко христианскому образу жизни иеромонаха Гермогена, писал: «Будучи инспектором, он помещал в своей квартире то преподавателей, то учеников, а сам жил в одной из двух комнат… (подчеркнуто мною.— Авт.)». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.28).
К сожалению, ведущий агиограф РПЦ прерывает цитирование этой любопытной характеристики на самом интересном месте. А потому мы можем только догадываться и строить предположения, какого рода порочность видел архимандрит Серафим в поведении инспектора семинарии Гермогена, предпочитавшего проживать в одной квартире с молодыми мужчинами.
Впрочем, прецеденты серьезного увлечения другими монахами имели место и в то время, когда бывший гвардейский офицер Георгий Долганев обучался в духовной академии. Как пишет игумен Дамаскин, в первый же год своего пребывания в монашеском сане Гермоген решил покинуть стены этого учебного заведения и отправиться вместе с неким иеромонахом Тихоном. Формально — якобы заняться миссионерской деятельностью. При этом иеромонах Тихон не скрывал в академии, что его партнером в этом благом начинании должен стать Гермоген (Долганев), согласие с которым уже достигнуто. Гермоген же, как можно понять по тексту книги, первое время публично отрицал свои намерения покинуть академию и скрывал неформально-деловые отношения с иеромонахом Тихоном. Тем не менее, очень скоро эти планы стали известны церковному начальству, которое и отвратило готового пойти в «разнос» иеродиакона от его первоначальных замыслов. Гермогену пришлось даже письменно уведомить Тихона о своем окончательном решении. Однако, по-видимому, что-то помешало отправить это прощальное письмо. Возможно, было опасение, что оно может попасть в чужие руки. Во всяком случае, уже в наши дни письмо обнаружил в государственном архиве Саратовской области и частично опубликовал в своей книге игумен Дамаскин (Орловский). Выходит, Гермоген хранил это послание в личном архиве, даже находясь на должности саратовского архиерея, то есть спустя 10-20 лет. Вот что пишет игумен Дамаскин:
«Желая объясниться до конца, отец Гермоген написал отцу Тихону: «Благодарю Господа Бога, Его Пречистую Матерь и святого Ангела Хранителя, что расстроили и отклонили от меня пагубную сеть своеволия, Они Сами, а не я. Слава Богу за все! От всей души радуюсь и благодарю Господа, что послал мне своевременные и благодетельные искушения. На вас же… я не имею вовсе никакого злопамятства и от всей души и сердца прощаю, сознавая свое крайнее недостоинство и окаянство; простите меня, прошу я и вас, ради Бога: написал все по-братски, не для укорения вас, но для назидания самого себя, чтобы эти записки помогали мне впредь быть с людьми осторожнее… После всего обращаюсь к вашей иеромонашеской совести и прошу… не распространять в среде моих товарищей и братьев-монахов ложных новых слухов и мнений, что Бог не положил отцу Гермогену на сердце ехать вместе с вами…
Простите за братскую откровенность… Да простит и вас Господь за ваши ошибки и да не помянет ни в сем веке, ни в будущем. Прошу не переставать молиться о мне, я молюсь о вас по-прежнему, подчас и сильнее прежнего…
». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с. 27-28).
Странное письмо, не так ли? Православный монах собирается оставить духовную академию и стать миссионером, то есть отправиться проповедовать слово Божие. И при этом называет благое с точки зрения церкви и явно богоугодное дело «благодетельным искушением». А свое, до сих пор не остывшее желание предаться данному «искушению» расценивает как попадание в «пагубную сеть своеволия». При этом отец Гермоген уведомляет своего адресата, что вынужден отказаться от первоначального намерения стать верным спутником в подвижничестве иеромонаха Тихона отнюдь не по собственной воле. При этом, поясняя отказ подчинением воле Господа Бога, Богоматери и заступничеству Ангела Хранителя, почему-то указывает на личное «недостоинство и окаянство». Неужели «окаянство» — подчиняться воле Господа и следовать заветам Иисуса Христа? Очевидно, что ответ отрицательный. Но тогда за что он просит прощения у иеромонаха Тихона, а также не распространять никакую информацию об их отношениях?
С большой долей вероятности можно предположить, что у Гермогена и Тихона была некая серьезная гомосексуальная связь. Вероятно, Тихон стал распространять об этом слухи. Как бы там ни было, Гермоген не последовал за Тихоном, остался доучиваться, а по окончании академии сделал головокружительную церковную карьеру.

«Саратовские страдания» епископа-аскета
Итак, в марте 1903 года епископ Гермоген, служивший до этого викарием Вольским, получает под свое начало всю Саратовскую епархию. Сегодня даже штатные пропагандисты РПЦ вынуждены признать, что это назначение вызвало весьма неоднозначную реакцию в церковных кругах. В частности, в своей монографии игумен Дамаскин пишет:
«21 марта 1903 года преосвященный Гермоген был назначен епископом Саратовским и Царицынским. Довольно хорошо знавший его епископ Серафим (Мещеряков), не вполне сочувствовавший его аскетическому настроению и таким его качествам, как предпочтение церковного всему житейскому, но вполне отражавший общее умонастроение деятелей высшего церковного управления, когда обязанностью архиерея виделась в основном административная деятельность, а его подвиг во образ великих святителей и учителей вселенских — исключительных аскетов, преобразивших свою душу с помощью Божией,— отходил как незначительный на второй план, насмешливо писал об этом назначении митрополиту Киевскому и Галицкому Флавиану (Городецкому):
«Гермоген — саратовским; это ему за усердные молитвы. Достанется саратовским батюшкам; они такого фанатика религиозного еще не видели и не слыхали. Он им покажет, что значит архиерей-аскет!
(подчеркнуто мною.— Авт.)».
Став правящим архиереем, епископ Гермоген сразу же заявил свою программу: «Трудиться, трудиться и трудиться на благо паствы, в союзе мира и любви, в послушании власти, при полном единении сил и единодушном стремлении соработников принести пользу тем, для кого назначаются работы
». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.42).
Посмотрим, насколько искренен игумен Дамаскин в своих прославлениях Гермогена как большого аскета. Как я понимаю, православный аскетизм подразумевает не только серьезное ограничение личных потребностей, но и полный отказ от использования своего высокого должностного положения в личных целях. Были ли свойственны данные качества новому саратовскому святому? В книге игумена Дамаскина лично меня поразил один штрих из биографии нашего святого в период его пребывания на саратовской кафедре. Эпизод этот касается последних лет жизни его отца. Как мы помним, родитель будущего великомученика проживал в Херсонской губернии и был священником единоверческой церкви. Таковыми считались представители старообрядчества, совершавшие богослужение по старым канонам, но признававшие над собой юрисдикцию Святейшего синода. То есть это некое промежуточное звено между раскольниками и истинно православными, поэтому в царское время отношение иерархов РПЦ к единоверцам всегда было довольно прохладным.
После смерти супруги в 1893 году священнику Ефрему Павловичу Долганеву, как пишет Дамаскин, «все чаще стали приходить мысли о принятии монашества. Впоследствии он осуществил свое намерение: принял монашество с именем Иннокентий и поселился в Спасо-Преображенском монастыре в Саратове, где в то время жил его сын, епископ Гермоген. В 1904 году отец Иннокентий в кафедральном соборе Саратова был возведен в сан архимандрита. Скончался архимандрит Иннокентий 24 сентября 1906 г.». (Там же, с.368).
Как мы знаем, епископ Гермоген получил должность архиерея в марте 1903 года. Однако обживать губернский город наш герой начал немного ранее, еще будучи викарием Вольским. Как пишет церковный краевед, протоиерей Михаил Воробьев: «Имея титул епископа Вольского, преосвященный Гермоген проживал в Спасо-Преображенском монастыре Саратова и очень любил служить в Старом соборе». Став епископом, Владыка перебрался в архиерейские покои, а в Спасо-Преображенском монастыре поселился его папа — Ефрем Павлович Долганев.
Где и при каких обстоятельствах произошли переход единоверческого священника Ефрема Долганева в православие и принятие им монашеского пострига с именем Иннокентий? Этого игумен Дамаскин не сообщает. Возможно, это случилось еще до прибытия Долганева-старшего в Саратов. В противном случае появление предка-единоверца могло бы поставить его сына в неудобное положение. Примечательно также, что игумен Дамаскин утаивает, что Ефрем Павлович Долганев изначально был именно единоверческим священником. Спасибо саратовской троице агиографов, которые просветили нас на этот счет.
И вот недавно ставший православным монахом Ефрем Долганев получает церковный сан архимандрита фактически из рук родного сына. Напомню, что, согласно существовавшей в царское время табели о рангах, этот чин был эквивалентен армейскому чину генерал-майора. Вот вам и «православный аскетизм» вкупе с личной скромностью — в первый же год пребывания на должности архиерея произвести родителя в церковные генералы!
Впрочем, если внимательно изучать исторические документы, можно найти множественные примеры проявления воинствующей гордыни в поведении нашего святого. И гордыня бунтовала и требовала отмщения. Это породило множество конфликтов, достигших уровня Святейшего синода и премьер-министра Российской империи. Именно этим инстанциям пришлось разбираться в нескончаемых дрязгах между представителями светской и церковной властей Саратовской губернии. Дрязгах, способных, как сказали бы сегодня, породить «раскол элит» на местном уровне и разрушить и без того хрупкий гражданский мир в регионе. А теперь предоставим слово самому епископу Гермогену и посмотрим, как он в письме премьер-министру Петру Аркадьевичу Столыпину от 20 января 1911 года объяснял, почему ему не удалось «сработаться» с губернатором Сергеем Татищевым:
«Часть саратовского общества полагает, что граф Татищев ушел из Саратова вследствие того, что будто бы я позволял себе вмешиваться в губернаторскую деятельность графа С.С. Татищева, вторгаться в чуждую и не принадлежащую мне сферу губернаторских действий и распоряжений, якобы нарушал предоставленные губернатору законом права и преимущества, подрывал авторитет его в губернии и вообще будто бы оказывал противодействие графу в указанной ему законом сфере деятельности.
Смею вас уверить, глубокоуважаемый Петр Аркадьевич, что ничего подобного, что распространяется про меня злонамеренными людьми, я никогда не позволял себе и, думаю, никогда не позволю себе. Я никогда не вмешивался в действия губернатора и его гражданские распоряжения по губернии. /…/
К удивлению, такое мое всегда доброжелательное и, скажу прямо, сердечное отношение к графу встречало с его стороны недружелюбное и даже какое-то высокомерно-пренебрежительное отношение ко мне. Не знаю, в силу ли преувеличенного мнения его о своем графском достоинстве или вследствие идейного расхождения со мною, или по причине личной антипатии ко мне граф Татищев при встрече со мною, будь то в собраниях или на каких-нибудь торжествах, устраивавшихся в городе Саратове, как-то преднамеренно подчеркивал такое свое отношение ко мне понятными для меня различными своими жестами и телодвижениями, отворачиванием от меня, закидыванием одной ноги на другую и проч. Не придавая, однако, значения этим мелочам, я с течением времени должен был обратить внимание на то, что граф никогда, ни по какому случаю не снисходил до того, чтобы предварительно каких-либо распоряжений — общих для губернии и для епархии — переговорить со мною лично, выяснить путем личной беседы возникшее затруднение, как это было при вас, ваше высокопревосходительство. Этим, главным образом, я и объясняю то обстоятельство, что возникшие между нами в первые годы службы графа некоторые недоразумения не прекратились в самом начале, как это могло бы быть при нормальных, только что описанных мною отношениях между губернатором и архиереем, а с течением времени все увеличивались и росли, пока, наконец, не обратили на себя внимание высшей церковной и гражданской властей.
Если бы граф С.С. Татищев позволял себе снисходить до личных бесед со мною, то я положительно уверен: не случилось бы всего того, что случилось впоследствии в городе Царицыне. Затем, если бы граф С.С. Татищев относился ко мне более внимательно и благожелательно, то он никогда, по моему мнению, не позволил бы получившим в Саратове такое засилье левым газетам так трепать мое имя даже в то время, когда благодаря мудрой политике вашего высокопревосходительства печать уже была введена в границы порядка, законности и благоразумия. Поверите ли, Петр Аркадьевич, что мне неоднократно приходилось униженно просить графа С.С. Татищева хоть немного оградить меня от газетной травли, хоть немного позаботиться об охранении и поддержании достоинства православного епископа. И только после многих моих просьб граф иногда принимал некоторые, в большинстве своем ничтожные, меры к ограждению меня от газетной травли; большею же частью граф уведомлял меня, что при существующих законах о печати он ничего не может сделать для меня, достигая, однако, по отношению к себе — при наличии тех же законов о печати — того, что та же левая саратовская печать пикнуть не смела о губернаторе и худо отозваться о его деятельности, поводов к чему у нее, конечно, было достаточно. /…/
Было бы долго и, пожалуй, мелочно перечислять все случаи открытого противодействия графа Татищева моим распоряжениям и мероприятиям по епархии; скажу только, что это противодействие графа Татищева моей деятельности, вылившееся к концу его губернаторской деятельности в форму открытой борьбы со мной, велось им, что называется, по фронту, но и по всем линиям, и завершилось заключительным завещанием его своим сослуживцам и преемникам вести беспощадную борьбу со мною до конца, сделанным им при отъезде его из города Саратова.
Вняв этому завещанию, бывший, как теперь выяснилось, вдохновитель графа Татищева в борьбе со мною, временно и(сполняющий) д(олжность) саратовского губернатора саратовский вице-губернатор П.М. Боярский тотчас же, по принятии бразд правления, повел против меня решительную и непримиримую атаку
». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.298-300).
Это далеко не полный текст письма епископа Гермогена премьер-министру Петру Столыпину, а по сути — неприкрытого политического доноса, главным мотивом которого являются не столько какие-либо принципиальные различия и разногласия, сколько мелочные обиды личного порядка, замешанные на непомерных политических амбициях и притязаниях. Единственный принципиальный момент — это стремление епископа Гермогена стать при генерал-губернаторе Татищеве неким подобием комиссара. То есть Владыка считает вполне нормальной практику, когда глава светской власти региона принимает все важные решения по согласованию с ним, и высказывает серьезные обиды, что губернатор не оказывает административного давления на прессу (противозаконного — по сути и подковерного — по форме) из нелюбви или неуважения к Владыке. Думаю, к моменту, когда пост саратовского губернатора занимал граф Татищев, епископ Гермоген и его ближайший миньон — иеромонах Илиодор прославились на всю Россию как одиозные личности. И отношение к ним было весьма неоднозначно даже в монархических кругах. Для иллюстрации — выдержки из дневника Александры Богданович, которую вряд ли можно обвинить в любви к «левым» или либералам:
Про Илиодора, запись от 28 марта 1907 года:
«Обедал с нами сегодня тамбовский епископ Иннокентий. /…/ Про Илиодора Иннокентий сказал, что Волынский Антоний его предал, выслал его из Почаевской лавры. Иннокентий возмущен Илиодором, говорит, что он одержим монашеской болезнью,— он в «прелести».
Запись от 4 мая 1907 года:
«Утром явились члены «Союза русского народа» из Херсонской губ. Хоменко и Волков. Они возмущены Дубровиным. Что он отказался исполнить желание многих членов с иеромонахом Илиодором во главе устроить, чтобы царь принял их депутацию. Дубровин им сказал, что депутация не будет принята царем. Сегодня, в числе 23 человека с Илиодором во главе они приехали сюда. Эти люди так настроены, что готовы идти за Илиодором в огонь и воду.
Затем был Дубровин с Еленевым. Он рассказал, как безобразно дико держал себя Илиодор на съезде. Что он произвел целый раскол в «Союзе русского народа», что он ругал Столыпина Пилатом, его, Дубровина,— Иудой Предателем, Грингмута — Каифой, Дубровина предал анафеме и проклятию. Вообще поведение Илиодора на съезде было безобразно. Теперь он приехал сюда добиваться аудиенции у царя. Из всех рассказов Дубровина вытекает, что он в Москве вел себя непристойно монашескому сану
».
Про Гермогена, запись от 6 сентября 1908 года:
«Рассказывали сегодня, что по случаю празднующегося теперь юбилея Льва Толстого Гермоген сказал речь, в которой, сказав про весь вред, приносимый Толстым, Гермоген, как бы обращаясь к Толстому, сказал следующее (эти слова Гермогена принесли Е.В. записанными, переписываю их буквально): «О, окаянный и презренный российский Иуда, удавивший в своем духе все святое, нравственно-чистое и нравственно-благородное, повесивший себя, как лютый самоубийца, на сухой ветке собственного возгордившегося ума и развращенного таланта, нравственно сгнивший теперь до мозга костей и своим возмутительным нравственно-религиозным злосмрадием заражающий всю жизненную атмосферу нашего интеллигентного общества! Анафема тебе, подлый разбесившийся прелестник, ядом страстного и развращенного твоего таланта отравивший и приведший к вечной погибели многие души несчастных и слабоумных соотечественников твоих». (Богданович А.В. Три самодержца. Дневники генеральши Богданович, 2008).

Педерастическая доминанта и конфликты губернского масштаба
В Саратове епископ Гермоген прослужил архиереем почти восемь лет. Пытаясь оценить основные итоги его деятельности в нашем городе, приходишь к неутешительному и даже парадоксальному выводу. За это время Владыка перессорился и настроил против себя практически все социальные слои, включая часть духовенства и семинаристов. Гермогена практически никто не любил и мало кто уважал. Про затяжной конфликт с губернскими властями, ставший следствием борьбы самолюбий и самомнений, было рассказано выше. К прочим недоброжелателям можно отнести саратовских журналистов, на которых епископ строчил доносы губернатору; деятелей местного образования, посмевших присвоить двум саратовским школам имя так не любимого Гермогеном Льва Толстого; артистов и менеджеров саратовского театра. Последних Владыка пытался лишить куска хлеба в прямом смысле слова, добиваясь запрета шедших с большим успехом в Саратове пьес Леонида Андреева «Анатэма» и «Анфиса». И это при том, что тогда же (речь идет об
осени 1909 года) пьеса «Анатэма» уже была поставлена в Москве Немировичем-Данченко на сцене МХТ.
Став духовным лидером регионального отделения «Союза русского народа», Гермоген дестабилизировал социальный мир в губернии. При этом его политическими противниками стали представители не только левосоциалистических партий, но и либералы (кадеты), и даже умеренные октябристы. И, как и следовало ожидать, эти политические экзерсисы закончились реальной попыткой наших святых педерастов (Гермогена Долганева и Серафима Чичагова) расколоть «Союз русского народа» и образовать из «отколовшихся» новую черносотенную организацию с православно-религиозной доминантой.
Что касается друзей и единомышленников, таковых в губернии было немного. Это уже известный читателю иеромонах-педераст Илиодор, который был весьма близок к Гермогену по духу и политическим методам, но проживал и чудотворствовал в Царицыне (ныне Волгограде). Вот что пишет о «миссионерской» деятельности Илиодора в Царицыне в 1908 году игумен Дамаскин:
«Царицынская полиция обвинила иеромонаха Илиодора в «возбуждении одной части населения против другой и разжигании религиозной нетерпимости». Саратовский губернатор… воспретил ему всякие публичные выступления с речами с предупреждением, что в случае неподчинения этому распоряжению виновный будет арестован. Одновременно губернатор обратился к епископу Гермогену «с просьбой оказать на отца Илиодора надлежащее воздействие».
Если верить игумену, Владыка Гермоген отправил 27 марта 1908 года Илиодору увещевательное послание. Однако это не помогло предотвратить назревающее в Царицыне насилие. Игумен Дамаскин так описывает произошедшее:
«После увещеваний епископа иеромонах Илиодор стал более сдержан в своих проповедях, стараясь не допускать резких и необдуманных выражений. Однако это нисколько не изменило взгляда на него полиции и чиновников. Царицынская полиция закрыла аудиторию, в которой он выступал, «под предлогом якобы непрочности здания, в котором помешается аудитория», а 10 августа 1908 года избила верующих, обвинив их в неподчинении власти». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.76-77).
Однако, по другим данным, битыми оказались как раз царицынские полицейские, которые постарались выполнить предписание губернатора. Так или иначе, но, ощущая свое бессилие, генерал-губернатор Татищев был вынужден обратиться за помощью к премьер-министру Столыпину. Вот какую запись в этой связи оставила в своем дневнике 10 сентября 1908 года госпожа Богданович:
«Приехавший в Петербург саратовский губернатор Татищев представил Столыпину доклад об Илиодоре, в котором его деятельность Татищев признает «вредной и угрожающей спокойствию». Дубровин же представил в синод ходатайство царицынских богомольцев, в котором они просят оградить Илиодора от нападок на него. Говорили это все нам за достоверное. Богомольцы сравнивают Илиодора в своем прошении с Иоанном Златоустом».
Очень емко апогей этого губернского политического катаклизма описан в романе Валентина Пикуля «Нечистая сила»:
«Что он тут (в Царицыне.— Авт.) вытворял — непередаваемо! По его указам пароходы на Волге меняли расписания. Илиодор врывался в публичные дома, переписывал всех, кого заставал там, а утром царицынские матроны с ужасом читали в газете, где и с какой проституткой провел эту ноченьку ее благоверный. Илиодор обрушивал целые ниагары брани на власть предержащих: чиновники — взяточники, приставы — шкуродеры, полицмейстеры — воры, а губернатор — дурак. С малярной кистью в руках он шлялся по улицам и мазал квачом лица прохожих, имевших несчастье носить очки или портфель. «Не нравится, сучья морда?» — спрашивал их Илиодор… Синод запретил ему проповеди — не подчинился. Синод запретил печататься — не подчинился. Синод велел ехать в Минск — не подчинился. Наконец он выгнал из губернии самого губернатора графа С.С. Татищева; обескураженный, тот явился к Столыпину:
— Петр Аркадьевич, хоть секите меня, но я бежал. Что делать, если Илиодор сильнее меня!
— Мы это сейчас же исправим.— Столыпин велел полиции арестовать Илиодора и отправить его в Минск по этапу; машина министерства внутренних дел заработала. И через день премьер был извещен из Царицына, что полицейские участки в городе полностью разгромлены илиодоровцами, сам полицмейстер ранен, а лица всех приставов с помощью того же легендарного квача вымазаны какой-то особо пахнущей краской, которую не отмыть даже скипидаром.
— Хорошо, Сергей Сергеевич,— сказал премьер Татищеву,— возвращайтесь на свое воеводство, а я буду действовать через его величество…
Николай II под давлением Столыпина издал указ — Илиодору ехать в Минскую епархию и сидеть там тишайше. Илиодор не подчинился! Император издал второй указ. Илиодор, ознакомясь с ним, сказал, что поедет… только не в Минск, и скоро открыто появился в столице — гостем царского духовника Феофана
». (Пикуль В.С. Нечистая сила: Политический роман, 1991. с.224-225).
Здесь стоит сказать, как описанную выше деятельность Илиодора оценивал его непосредственный начальник — епископ Гермоген. Игумен Дамаскин приводит выдержку из письма саратовского архиерея к своему пассионарному монаху, отправленного в 1908 году в разгар конфликта последнего с гражданскими властями:
«Ради Бога, прошу вас… не старайтесь пользоваться чисто внешней поддержкой народной толпы как массы, хотя и благочестивой, не старайтесь употреблять эту мзду поднятого нервного воодушевления народной толпы как орудие борьбы с кем-либо или угрозы — это средство весьма опасное, подобное взрывчатому снаряду. /… / А между тем я глубоко верю, что ваш дух, ваша ревность ищут, собирают, привлекают к Богу народ как Божие достояние и не ищут своих сил». Как видим, несмотря на очевидный и явный запрет Илиодору выступать с проповедями, исходящий от губернских властей, Владыка не требует от непокорного иеромонаха немедленно последовать оному. Более того, он фактически морально поддерживает Илиодора, просит не подталкивать толпу к каким-либо конкретным силовым действиям.
В 1916 году, когда Илиодор уже лишился церковного сана, покинул Россию и проживал в Норвегии, пытаясь выгодно продать свои мемуары о Распутине и интимные письма императрицы, Гермоген разразился статьей «От «света истинного» во тьму «кромешную». В ней он так оценивал своего недавнего соратника:
«Он был когда-то светлым ангелом, вестником Евангелия, вестником и внушителем вечной истины и правды Божией, и вот теперь духом ниспал в глубочайшую пропасть, в самую преисподнюю нашей падшей земной природы человеческой…». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.78).
Как видим, даже по прошествии времени епископ Гермоген не просто положительно оценивал церковный, черносотенно-погромный, период в деятельности Илиодора, но даже называл того «светлым ангелом» и «внушителем правды Божией».
Вторым близким соратником епископа Гермогена был инспектор Саратовской духовной семинарии Алексей Целебровский. Этот человек оставил несоизмеримо меньше, нежели иеромонах Илиодор. Историческая значимость фигуры Целебровского определяется прежде всего… его смертью. Ведь он был убит при обстоятельствах, весьма не характерных для России и не имевших места прежде.
12 марта 1911 года инспектор Саратовской духовной семинарии Целебровский был зарезан одним из недавно отчисленных семинаристов прямо в стенах вверенного его попечению учебного заведения. Более того, в пределах семинарского храма. Вспомним, какой шум в начале этого года наделал поступок десятиклассника одной из московских школ, принесшего в класс охотничье ружье отца, из которого подросток тут же застрелил своего учителя и прибывшего по вызову сотрудника полиции. При этом был тяжело ранен другой полицейский. Если в Америке подобные преступления совершаются относительно регулярно, то в России происшествие вызвало шок. Тем не менее, аналогичный прецедент, возможно, впервые в отечественной истории, имел место в Саратове в 1911 году. Вот как описывает в своей книге обстоятельства убийства Целебровского игумен Дамаскин:
«1 февраля 1911 года один из семинаристов купил финский нож и передал его отчисленному за беспорядки семинаристу. Инспектор семинарии предчувствовал кончину и, едва ли не в день смерти, беседуя с женой, обсуждал с ней, «следует ли допускать семинаристов к участию в панихидах над ним, когда его убьют». 12 марта 1911 года, после всенощной, на которой совершалось поклонение Животворящему Кресту Господню, Алексей Иванович стоял у храма, пропуская выходивших из храма богомольцев, когда к нему подошел отчисленный из семинарии изрядно выпивший юноша и нанес ему смертельный удар ножом в живот, а когда инспектор выпрямился и сделал несколько шагов вперед, ударил его ножом в спину. Убийца был арестован, вместе с ним были арестованы его единомышленники из семинаристов. После того как они были заключены в полицейский участок, ректор семинарии архимандрит Василий распорядился посылать им из семинарской кухни обед, что вызвало у многих возмущение и недоумение. Убийца впоследствии был приговорен к восьми годам каторжных работ, а ректор уволен со службы в воспитательных учреждениях». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.109-110).
Из приведенной цитаты видно, что подготовка к покушению на жизнь инспектора Целебровского велась заранее. Если брать за точку отсчета приобретение орудия преступления — финского ножа, началась она, как минимум, за полтора месяца до убийства. Среди соучастников были выявлены и вполне благополучные семинаристы. Выражаясь современным юридическим языком, имело место убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору. При этом игумен Дамаскин предпочитает напрямую не говорить о мотиве. Он приводит довольно пространную речь епископа Гермогена по убиенному инспектору на заупокойной Божественной Литургии, прошедшей в кафедральном соборе Саратова 20 апреля 1911 года.
В этой речи архиерей говорит о крамольных революционных идеях, проникших в семинарию, и даже признает существование в этом религиозном учебном заведении «целой революционной библиотеки». Однако никаких революционных мотивов в убийстве Целебровского официальное следствие не установило. К уголовной ответственности был привлечен и осужден всего лишь один человек — тот, что непосредственно совершил убийство. Стало быть, официальные власти предпочли не раздувать вокруг семинарии криминальный скандал и не представлять произошедшее как акт возмездия учащихся за царившие здесь порядки. А ведь нравственное противостояние молодых семинаристов, вылившееся в трагедию 12 марта 1911 года, длилось не один год. По-видимому, началось оно в конце 1903 — начале 1904 годов, вскоре после того как новый саратовский архиерей Гермоген перетащил из Вольска в Саратов и определил на должность инспектора семинарии Алексея Ивановича Целебровского. Игумен Дамаскин так определяет причину этого нового кадрового назначения:
«После потворствовавшего низким страстям учащихся инспектора семинарии на эту должность был назначен близкий епископу Гермогену и строго державшийся православного духа преподаватель Алексей Иванович Целебровский.
Наступившая с назначением Целебровского инспектором семинарии заметная перемена воспитательного режима оказалась тяжела для привыкших к вольностям учеников и особенно для тех из них, которые, отличаясь либеральным образом мыслей, не сочувствовали задачам и целям семинарского образования. Эта перемена, как бы подтвердив в глазах учеников их недоверчивое отношение к самому назначению Целебровского на должность инспектора, постепенно усилила начатую с самого начала учебного года агитацию против инспектора среди учеников, которая привела к демонстративной выходке учеников в семинарской церкви 26 сентября 1904 года. В этот день в семинарском храме по случаю храмового праздника совершал богослужение епископ Гермоген. По его распоряжению молебен после литургии исполнялся общим пением всех воспитанников. Когда в обычное время провозглашено было многолетие Святейшему синоду и епархиальному епископу, ученики ответили демонстративным молчанием, а затем, когда по окончании молебна Владыка обратился к ученикам с обличительной речью, из ученических рядов послышались демонстративное покашливание и шарканье по полу ногами
». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.107-108).
Интересная логика, не правда ли? Семинаристы почему-то невзлюбили нового инспектора, но коллективный протест обратили против епископа Гермогена. Ведь именно ему они отказались пропеть «многолетие». Что же было причиной? И чего таким странным ненасильственным протестом семинаристы добивались от правящего архиерея? Игумен Дамаскин не дает определенного ответа. Но если учесть, что семинаристы были осведомлены о склонности епископа Гермогена к порочной содомской страсти, то все сразу становится на свои места. Роль же инспектора Целебровского, по-видимому, заключалась в том, чтобы постепенно приблизить нравы семинаристов к потребностям епископа, используя имеющиеся в его руках рычаги административного влияния. Итогом прошедшей 26 сентября акции протеста стало массовое отчисление семинаристов. В результате ровно 30% учеников (108 из 361 обучающихся) были выброшены из семинарии на улицу. При этом 36 отчисленных семинаристов сочли организаторами акции и лишили возможности продолжать церковное образование в будущем. Остальные 72 человека все же получили право поступить в семинарию на следующий год после сдачи экзаменов. Правда, для кого-то из отчисленных через некоторое время было сделано исключение. Как пишет игумен Дамаскин, «впоследствии на основании просьб некоторых учеников к епископу Гермогену Владыка ходатайствовал перед Святейшим синодом о смягчении дисциплинарных мер относительно некоторых семинаристов, и его ходатайство было удовлетворено». Чем пришлось расплачиваться семинаристам за это смягчение наказания, мы сегодня об этом можем только догадываться.
Однако и после этой массовой «зачистки» нравственное сопротивление учащихся Саратовской духовной семинарии процессу превращения этого учебного заведения в «голубой дом» не прекратилось. В начале 90-х годов один известный саратовский краевед рассказал мне, что держал в руках издававшийся в царские времена в нашем городе журнал, содержащий карикатуры на епископа Гермогена. На одной из этих карикатур был изображен гомосексуальный акт с участием Владыки. При подготовке этой публикации мне пришлось вспомнить тот давнишний рассказ. Более того, я узнал дополнительные подробности. Оказывается, данный журнал выпускали учащиеся Саратовской семинарии. Как пишет игумен Дамаскин, семинаристы «печатали на гектографе журнал, наполняя его кощунственными статьями и продавая по 10 копеек. В одном из номеров журнала содержались написанные отчисленным семинаристом статьи «с кощунственными выходками против таких святынь, как Казанская икона Божией Матери, и таких лиц, как почивший всероссийский молитвенник и пастырь отец Иоанн Кронштадтский и… Преосвященный епископ Гермоген». (Там же, с.109).
Учитывая, что Иоанн Кронштадтский скончался в 1908 году, есть основание полагать, что подпольный сатирический журнал саратовских семинаристов выходил в 1909-1910 годах. Стало быть, к тому времени гомосексуальность саратовского Владыки Гермогена в местных церковных, да и не только церковных кругах, стала общеизвестным фактом.

(продолжение следует)

Источник: Общественно-политический журнал Общественное мнение, №4(174), апрель 2014 г.

http://www.om-saratov.ru/publikacii/14-april-2014-i10441-saratovskaya-eparxiya-ludi-go