Приезд Эдуарда Лимонова в Саратов невольно оживляет в памяти размываемые временем краски событий 12-летней давности… В то жаркое лето 2002 года в наш город понаехали многие – столичные журналисты, известные писатели, загоняемые начатым недавно строительством властной вертикали «экстремисты» и политические маргиналы разных мастей. В понедельник, 8 июля 2002 года в областном суде, что на Советской, 44 начался процесс над лидером запрещённой нынче Национал-большевистской партии и его соратниками. Лимонова и нацболов обвиняли в попытке создать незаконное вооружённое формирование на территории Западного Казахстана, приобретении оружия и бог весть в чём. Наш город был выбран местом судилища из-за того, что в Саратове сотрудниками ФСБ при попытке приобретения каких-то стволов были задержаны несколько нацболов. С одним из них – Дмитирием Карягиным и его супругой Ириной Хожоковой – я был мельком знаком по узкой и совсем немногочисленной тогда оппозиционной тусовке. Он тогда, в 2000 или 2001 году, представлялся нацболом из Балашова (в Саратове отделение НБП появилось позже), с коим у нас обнаружилось несколько общих знакомых из числа местных политических и литературных диссидентов. Несколько раз с Карягиным мы пересекались на каких-то митингах, бывал я у них с Ириной в гостях на съёмной квартире в покосившемся домишке на улице Гоголя, где мы слушали на кассетнике «Карамазов Драмс» и, наверное, выпивали за извечными разговорами о судьбах Родины.
В следующий раз Карягина я увидел в клетке душного зала судебных заседаний на Советской, 44, обритого наголо, с какими-то, как мне показалось, потускневшими глазами и совсем не похожего на того заводного человека, каковым он мне казался ранее. (В ходе судебного процесса выяснилось, что взор подельника Лимонова поник не зря – соратники обвиняли его в стукачестве и зачислили в разряд предателей партии.)
К лету 2002 года в Саратове-таки появилось отделение НБП из троих, кажется, человек с тяжёлыми консервативными взглядами. Предводитель местных лимоновцев – Алексей Лунг – интересовался Эволой и Муссолини, курил «Беломор» и с упоением слушал песню Неумоева «Убей жида», а после распития купленного на Сенном спирта «Рояль» и вовсе становился каким-то диким антисемитом, чему совсем не мешала его сильная внешняя схожесть с известным саратовским олигархом, ныне эмигрировавшим на историческую родину. Впоследствии Лунг вдарился в монархизм и православие, порвал с нацболами и даже, как рассказывают, участвовал в пикетах против журнала «Общественное мнение» за критические публикациипротив клерикализации образования в городе Балашове. Вскоре у саратовской ячейки НБП появились новые лица – разные и пёстрые в политическом плане, как и подобало организации с эклектичной идеологией, организации, ставшей, по большому счёту, продолжением литературной стези Эдуарда Вениаминовича. Часть из них, вслед за Лунгом, ушли совсем вправо, пополнив базу откровенно националистических и шовинистических структур, другая часть подалась в нашу, марксистско-ленинскую, сторону и навсегда порвала с синтетическим наркотиком под названием «национал-большевизм».
Но всё это было позже, а в 2002 году, к первому дню процесса над своим вождём, саратовские нацболы устроили ночную вылазку и намалевали на здании облсуда партийное знамя с чёрным серпом и молотом на белом круге посреди красного полотна. Утром, 8 июня, к суду подтянулись и мы, саратовские радикальные коммунисты – автор сих строк, Кеша и несколько наших боевых подруг-марксисток, вызвавших целую бурю эмоций у понаехавших на процесс нацболов. «О! Сколько в Саратове революционных девушек!» – восклицали они, надеясь переманить их к себе, но тщетно. Мы сильно расходились с лимоновцами, поскольку нам не нравились их тяготение к национализму, имперству, эпатажу, крикливость и прочие «истерические порывы» в сторону то помидорно-майонезного action direct, то партизанской герильи «здесь и сейчас», попахивающим не то самопиаром, не то самопожертвованием. Но для нас процесс над Эдуардом Лимоновым был политическим судилищем и признаком стремительно надвигающейся реакции. Тогда было понятно, что путинский режим, против которого выступала НБП, сам начинает активно эксплуатировать нацбольскую риторику – консервативная революция в начале нулевых совершилась не на улицах, как мечтали сподвижники Эдички, а в кремлёвских кабинетах.
Общность нового курса правящего класса и НБП в смешивании обрывков псевдосоциалистических и национал-имперских идеологем заставила режим объявить войну своему слишком радикальному конкуренту, который за считанные годы из относительно крупной оппозиционной партии через полуподпольное состояние был низведён до статуса политического маргинала.
Но в середине 2002 года, когда маховик репрессий только начинал свои первые серьёзные обороты, мы, марксисты, и нацболы, пытались находить точки соприкосновения в общедемократическом ключе и некоторое время общались. Приходили для поддержки на суд и оказывали помощь (кто-то таскал передачки в СИЗО, кто-то выступал в СМИ и на митингах в защиту политзаключённых), некоторое время даже проводили совместные встречи с саратовцами у театра оперы и балета. (Были и совсем неформальные посиделки с приезжающими в Саратов и уезжающими из него нацболами на съёмной хате на улице Новоузенской – этот топоним иногородние активисты почему-то произносили со смешным ударением на букву «у»; совместные граффити- и листовочные прогулки по индустриальным окраинам города, сопровождаемые нескончаемыми дискуссиями…)
Тот факт, что лимоновцев активно выдавливали из «патриотического» сектора стало особенно видно в августе 2002 года. Тогда, на одну из традиционных встреч у вечного огня группу нацболов «накрыла» толпа бритоголовых нацистов. Как лимоновцы не убеждали нападающих в том, что они тоже за «великую Россию» и «за русскую нацию», последние без каких-либо аргументов атаковали их с арматурами и «розами» от разбитых бутылок пива «Туборг». Тогда активно обсуждалось, что нападение могло быть санкционировано властями, которым десант радикалов сильно мозолил глаза. Ведь милиция, по сути, никак не отреагировала на это мочилово, хотя многие из нападавших были известны. Начало нулевых было вообще временем безнаказанного разгула ультраправого уличного террора, в жернова которого попадали не только «инородцы», неформалы и леваки…
Процесс над Эдуардом Лимоновым и его соратниками длился почти 10 месяцев – 15 апреля судья Матросов на протяжении нескольких часов зачитывал приговор, который многочисленная публика слушала стоя. Вскоре была энгельсская колония и очень скорое условно-досрочное освобождение вождя нацболов из 13-й зоны. Кто-то связывал быстрое освобождение Лимонова с его негласными соглашениями с властью, кто-то с тем, что саратовские вертухаи с радостью избавились от знаменитого заключённого, из-за которого слишком большое внимание было приковано к внутреннему миру системы исполнения наказаний и процессам в ней происходящим…
В конце июня 2003 года Лимонов вышел из зоны по УДО, где его встречали однопартийцы, журналисты, писатель Дмитрий Быков и адвокат Сергей Беляк. Вот что последний пишет об освобождении своего подзащитного:
«…А в пятницу вечером, 27-го июня, мы вместе с писателем и журналистом (а тогда еще и – телеведущим) Дмитрием Быковым выехали скорым поездом Москва-Саратов встречать Лимонова. Судебное решение о его условно-досрочном освобождении должно было вступить в силу на следующий день – 28-го июня.
Но, приехав в Саратов, мы узнали, что «по субботам, согласно инструкции ГУИН (тогда – Главное управление исполнения наказаний) осужденных не освобождают». А значит, Лимонова могли выпустить из лагеря теперь только в понедельник.
В понедельник, 30-го июня 2003 года, около 11 часов Лимонов вышел через проходную «Учреждения УШ382/13» на свободу под аплодисменты и приветственные выкрики встречавших его людей. Перед этим я поднялся на второй этаж административного корпуса лагеря к его начальнику, который встретил меня как старого приятеля и пообещал, что они не будут затягивать процедуру освобождения Лимонова. В свою очередь, он попросил, чтобы я объяснил людям, толпившимся с раннего утра у лагерных ворот с телекамерами, фотоаппаратами и бутылками шампанского, что «устраивать здесь митинг или пикник не следует». И все-таки бутылки с шумом были откупорены и шампанское под радостные возгласы выпито прямо под окнами «хозяина» зоны. Лимонов с коричневым от загара лицом, коротко стриженный и гладко выбритый, в черном пиджаке и черной рубашке, ответив на несколько вопросов журналистов, поблагодарил за поздравления и поддержку всех присутствующих. Через минут пятнадцать мы сели с ним и с Анатолием Тишиным (тогда – руководителем московской организации НБП и «вторым человеком» в партии) в машину, которой управлял местный адвокат Андрей Мишин. Приехав в Саратов, мы, прежде чем пойти в Издательский дом на запланированную там пресс-конференцию, погуляли еще немного по центру города…»
Так завершилась вынужденная одиссея писателя и революционера-эклектика в нашем городе, которому Лимонов посвятил своё стихотворение в далёком и буйном 1968 году. «Прошедший снег над городом Саратов / Был бел и чуден. Мокр и матов. / И покрывал он деревянные дома / Вот в это время я сошел с ума…»P.S. В «довесок» выкладываем 10-минутный фильм об Эдуарде Лимонове «Снег». Он был снят во время нахождения писателя и политика в саратовской тюрьме. Тогда, за два месяца до оглашения приговора, журналист «Эхо-ТВ» Александр Орлов взял интервью у писателя.

Также публикуем фотографии из архива автора, сделанные 8 июля 2002 года, в первый день процесса по делу Лимонова у здания областного суда, а также Наталии Курочкиной – в день приговора 15 апреля 2003 года и Юрия Набатова – в день освобождения Лимонова из энгельсской колонии.

Автор: Антон Морван

Источник: http://www.om-saratov.ru/chastnoe-mnenie/14-may-2014-i11218-proshedshii-sneg-nad-gorodom-sa