К освобождению не рекомендуется

Репортаж

Суд по очередному ходатайству об условно-досрочном освобождении осужденного Василия Андреевского начался в ИК-10 в середине дня 14 октября и длился до темноты. Судья Плетнева зачитывала решение об отказе в УДО подавленным голосом, не поднимая глаз от текста. И мне вспомнилось, как один адвокат с сочувствием рассказывал об откровениях молодой судьи, которая искренне жаловалась ему, как тяжко выносить неправосудные решения, но куда, мол, деться: дочку воспитывает одна, уволят – такой зарплаты уже не найти… Я ответила ему тогда, что посочувствовать тут можно только нравственному безволию. И, будто в такт моим мыслям, мать Василия Тамара Андреевская сказала людям в погонах и без, оставившим ее сына отбывать неправосудный срок «до звонка»: «Как же мне вас всех жалко!»

Круги УДО

Напомню, что Василий Андреевский был этапирован из следственного изолятора Москвы в ИК-10 Саратова 9 лет назад. Все эти годы он пытался добиться справедливости, доказывая, что осужден за преступление, которого не совершал. Однако строгий режим колонии Василий принял, не нарушал, выполнял все требования, не отказывался от работ по благоустройству территории, много трудился в школе, участвовал в конкурсах самодеятельности, регулярно получал поощрения от администрации. Но когда подошел срок возможного условно-досрочного освобождения, отношение начальства к Василию изменилось. В 2011 году суд дважды отказал Андреевскому в условно-досрочном освобождении, а вскоре после того, как адвокат Михаил Трепашкин подал в марте 2012 года новое ходатайство об условно-досрочном освобождении, Андреевского внезапно этапировали в СИЗО-1 Саратова.

Василий Андреевский 10 лет назад

Документы об УДО таким образом переправились из Ленинского в Кировский районный суд, где 5 июня началось заседание. Тогда-то Тамара Андреевская и попросила меня поехать с ней в Саратов, поскольку адвокат Трепашкин ехать из-за загруженности в судах не мог.

По ходатайству Андреевского судья Богданова допустила к его защите Тамару Витальевну и меня, но в условно-досрочном освобождении на следующий день отказала.

16 августа того же года Саратовский областной суд отменил по нашей жалобе решение судьи Богдановой, но Василия не освободил, а отправил дело на новое рассмотрение в Кировский районный суд. 1 ноября судья Гришина вновь отказала Андреевскому в УДО, а 14 февраля 2013-го областной суд оставил нашу жалобу без удовлетворения.

После этого добиться нового рассмотрения дела об УДО оказалось непросто. По закону заключенный может подавать ходатайство об УДО через полгода после отказа в предыдущем. Однако суд Ленинского района упорно не хотел принимать документы, возвращая их Андреевскому и его маме под самыми разнообразными предлогами. Только в середине лета 2014 года суд принял, наконец, ходатайство от адвоката Михаила Трепашкина и назначил заседание на 26 августа.

Но заседание не состоялось. Адвокат приехать из Москвы не смог, и Андреевский попросил адвоката по назначению. Оказалось, что суды на выездные заседания по УДО приезжают в колонии без адвокатов. А заключенные, как видно, и не знают, что их право на бесплатную юридическую защиту системно на подобных судах попирается.

Судья спросила, нет ли в Саратове адвокатов, которым он заведомо заявил бы отвод. Андреевский назвал фамилию адвоката, который предлагал ему в начале лета 2012 года УДО за крупную взятку.

Следующее заседание назначено было на 16 сентября, но и оно не состоялось: назначенный адвокат по неизвестной причине не явился. И суд был перенесен на 14 октября.

Закрытый суд

На этот раз мы ехали из Москвы в Саратов вчетвером: Тамара Андреевская, юрист движения «За права человека» Валентин Богдан, получивший недавно диплом магистра юриспруденции, Галина Евдокимова, взявшая от движения «За права человека» рекомендацию быть защитником, и я с аналогичной рекомендацией.

Теплая, почти летняя погода в Саратове в этот день приятно нас удивила и как-то обнадежила. Хоть от суда, конечно, никаких добрых неожиданностей не предвиделось.

Из саратовцев в колонию с нами поехал Лев Сергеевич Дельцов, член «Мемориала», который давно уже наблюдает за делом Василия Андреевского, не раз посещал заседания Кировского и областного суда.

Таким образом, нас оказалось пять человек, желающих посетить судебное заседание на режимной территории колонии. Таков казус нашей многострадальной уголовно-исполнительной системы: заседание суда – открытое, посетить его может каждый желающий, и нарушать гласность судебного разбирательства никто не вправе. Но подобные суды проходят на территории колонии, куда посторонним вход запрещен. Начальник может пустить, а может и не пустить. Пустить – значит нарушить запретительную традицию. Не пустить – нарушить закон относительно открытости суда.

«Пишите заявления на имя начальника», – сказали нам в коридорах администрации зоны.

Написали, подали в канцелярию. Но начальника все не было. Подчиненные говорили, что тот в зоне, а они, мол, ничего не знают…

Приехала и прошла в колонию судья, прибыл и адвокат, а мы все стояли у проходной колонии в неопределенном ожидании. Уже и какой-то чин в погонах сказал пухленькой блондинке на проходной, чтобы выписывала нам пропуска, но та все еще недоумевала, все звонила куда-то:

– Мне всем им пропуска выписывать? Всем? Или только маме? Их ведь тут 5 человек правозащитников стоит!

Наконец, получив многократное подтверждение, что пускать нас можно, девушка выписала нам пропуска.

Клацнули засовы, хлопнула за спиной железная дверь, открылась и захлопнулась дверь из толстой решетки. Нас попросили сдать «паспорт и запрещенные предметы …» А вот, кстати, еще один казус. Диктофон – это тоже предмет, запрещенный в зоне. Таким образом, право на аудиозапись в судебном заседании попирается в судах на территории колонии априори.

Пройдя через все железные двери, решетки, металлоискатели, мы в сопровождении конвоиров поднялись на второй этаж штабного помещения зоны. Здесь в небольшой, затененной и плохо проветриваемой комнате началось судебное заседание. Мы разместились на стульях вдоль стены. Напротив нас – прокурор Гончаров, психолог колонии Кинджибаев, начальник 4-го отряда Курдяев и другие сотрудники администрации. Слева от нас, ближе к судье, расположился адвокат Кунжуков. Василию Андреевскому поставили табуретку у самой двери, ровно напротив судьи, сидевшей во главе стола ближе к окну. По правую руку от нее, напротив прокурора, вел протокол секретарь суда.

В таком составе и начался этот тягостный процесс.

«Склонен к написанию жалоб…»

Василий Андреевский заявил ходатайство о назначении ему защитников – наряду с адвокатом назвав наши имена. Он сослался на 45-ю статью Конституции и на определения Конституционного суда, обязывающие подобные ходатайства удовлетворять.

Но прокурор решительно возражал, и судья в ходатайстве отказала.

Тогда Андреевский, напомнив, что заседание гласное, попросил привести в качестве слушателей заключенных, и подал список из 13 человек.

Судья не сразу отклонила ходатайство, попросила начальника отряда посмотреть список и высказаться. Тот, будто растерявшись, сначала заявил, что в этом списке есть склонные к побегу, но потом по мере озвучивания фамилий почти о каждом сказал: присутствовать может. Только двое-трое оказались в промзоне или больнице.

«Если заявления от этих заключенных поступали – допустить», – решила судья.

После короткого перерыва Курдяев объявил, что письменных заявлений не нашлось, и ходатайство осталось без удовлетворения.

Василий Андреевский повторно заявил ходатайство о назначении нас защитниками, попросив судью обозреть диплом магистра юстиции Валентина Богдана, его удостоверение члена экспертного совета при российском омбудсмене, протокол заседания Кировского суда с решением о допуске защитниками меня и Тамары Андреевской и рекомендации от движения «За права человека». Напомнил об ответственности по ст.315 УК за ненадлежащее исполнение решений Конституционного суда.

«Статус члена аппарата уполномоченного по правам человека определяющим для суда не является», – сказала судья относительно Валентина Богдана и повторно отказала в ходатайстве.

Мать Василия Тамара Андреевская участвует в работе организации «Русь сидящая»

Василий Андреевский прочел вслух заявление правозащитницы Людмилы Алексеевой от Московской Хельсинкской группы с призывом его освободить, поручительство правозащитника Льва Пономарева и попросил приобщить их к материалам дела. Судья сказала, что эти документы в деле уже имеются, и предложила посмотреть материалы дела. Оказывается, и право знакомиться с материалами дела перед судебным заседанием в подобных судах игнорируется.

Адвокат попросил о приобщении к материалам дела интернет-петиции с призывом к освобождению Андреевского, с 1060 подписями от граждан.

«Мнение интернет-сообщества не должно волновать судью», – возразил прокурор.

Однако судья ходатайство удовлетворила.

Затем был оглашен текст Михаила Трепашкина с безупречным обоснованием необходимости немедленного освобождения Андреевского.

Адвокат Кунжуков произнес на удивление короткую речь: Андреевский исправился… осознал… будет трудоустроен… Надо освободить!

Другое мнение оказалось у начальника отряда Курдяева. Он объяснил, что Андреевский с июля 2011 года поощрений от администрации не имеет, занял приспособленческую позицию, участия в жизни колонии не принимает, однако с 2014 года учится в вузе. В коллективе уживчив, но отношения поддерживает и с положительными, и с отрицательными заключенными. С администрацией вежлив, но не всегда тактичен, склонен к написанию жалоб. Виновным себя не признал, характеризуется посредственно. К освобождению не рекомендуется.

Андреевский спросил, каким образом он поддерживает отношения с «отрицательными» заключенными, если те находятся в помещении барака со строгими условиями содержания.

– Я поддерживаю связь с отрицательно настроенными заключенными СУС?

– Нет, не поддерживаете.

– А «склонен к написанию жалоб» – о каких жалобах речь?

Выясняется, что все жалобы, которые отправлял Андреевский из колонии, касались обжалования его приговора, а на администрацию жалобу он подал только одну – по поводу единственного выговора, полученного летом 2012 года.

– Являются ли нарушением жалобы? – спросил Андреевский.

– Нет, конечно… – ответил Курдяев.

– А успехи в образовании должны учитываться в характеристике?

– Да… Это не учтено…

– В характеристике упомянуто, что я участвовал в конкурсе и победил, но я участвовал во множестве подобных мероприятий. Вам известно об этом?

– Да, известно.

– А что вы подразумеваете, когда говорите, что я занял приспособленческую позицию?

Курдяев, потупив взор, отвечал, что Андреевский общается только с узким кругом заключенных и не участвует активно в жизни отряда.

Андреевский заявил ходатайство о приглашении в качестве свидетелей директора школы колонии и преподавателя английского языка. Судья отказала.

– А что означает «вежлив, но не всегда тактичен»? Где и когда я с кем-либо не был тактичен?

Начальник отряда говорит что-то невнятное о сотруднике видеоконтроля.

– Я не был тактичен с сотрудниками видеоконтроля? В чем нетактичен?

Начальник отряда, отводя глаза, произносит:

– Я не слышал.

Оказывается, 7 октября Андреевский шел по зоне в сопровождении другого осужденного, и на каком-то из участков сотрудник видеоконтроля грубо и нецензурно обошелся с ними. Об этом Андреевский пожаловался заместителю начальника колонии Данилину, тот посоветовал написать письменное заявление, что Андреевский и сделал. Вот, собственно, и вся «нетактичность».

Судья спросила Андреевского, в связи с чем с 2011 года у него нет поощрений и хвалебных характеристик от колонии.

Андреевский ответил, что право на УДО у него появилось в 2011 году, до этого у администрации не было к нему никаких претензий.

Как только встал вопрос, почему администрация колонии не поддерживает ходатайство об УДО, несмотря на положительные характеристики, отношение к нему изменилось. В 2012 году он был вывезен в СИЗО-1, где неизвестные лица стали вызывать его и склонять к даче большой взятки за хорошую характеристику и положительное решение вопроса. От своей матери он знает, что подобные предложения поступали ей на электронную почту и телефон. Но когда они отказались давать взятку, в Кировском суде появилась отрицательная характеристика.

– В разные годы разные начальники колонии, разные начальники отрядов давали мне отличные характеристики. Но стоило отказаться от взятки, как я стал плохой.

В июле 2012 года, продолжал Андреевский, его вывезли в колонию, хоть в этом не было никакого смысла: на середину августа было назначено рассмотрение его кассации в областном суде, в котором он должен был участвовать по видеосвязи из СИЗО. Однако за этот короткий срок ему спровоцировали «нарушение» и выговор.

– Я заявил на суде 14 августа о механизме торговли УДО. И до сих пор СК отказывает в возбуждении уголовного дела по моему заявлению, а прокуратура отказы отменяет…

Андреевский попросил судью вынести частное определение в связи с тем, что до сих пор не расследовано дело о склонении его к взятке.

Судья заметно забеспокоилась.

– Это не имеет отношения к делу, которое мы здесь сейчас разбираем…

Андреевский заявил ходатайство о приобщении к материалам дела журнала с моей статьей «УДО за деньги» и скриншота электронных сообщений с предложениями Тамаре Андреевской о взятке. Судья отказала.

«Стремится встать на путь исправления, но пока еще не встал…»

При исследовании материалов дела была оглашена очень хорошая характеристика на Андреевского от директора школы.

– Все правильно здесь написано? – спросил адвокат.

– Да, все правильно, – ответил начальник отряда.

Допросили психолога Кинджибаева, с которого судья взяла подписку о правдивости показаний.

Психолог был сдержан, как будто боясь свидетельствовать в пользу Андреевского явно. Мол, сам он ничего отрицательного не выявил… не увидел…

Однако Андреевский стал разговаривать с ним как с профессионалом.

– Согласно пособию по криминалистке под редакцией Жарикова есть ряд вопросов по изучению структуры личности. Обнаружили ли вы в структуре моей личности признаки нарушителя правовых запретов?

– За время, которое я наблюдаю Андреевского, криминальных явлений я не увидел. Явные свидетельства о наличии признаков нарушителя правовых запретов мною выявлены не были…

– Я отказывался от психологических обследований?

– Нет. Много раз обследовался. Психолого-коррекционная программа пройдена, по мероприятиям результаты были достигнуты, вопросы разобраны…

– Криминолог Антонян выделяет психологические особенности преступника. Присущи ли они мне?

– Не знаком с данным автором. Мною психологические особенности преступника выявлены у вас не были, сказать, что они вам присущи, не могу.

Как будто с трудом подбирая как можно более сухие и невыразительные слова, психолог сказал, что Андреевский в дальнейшем отбывании наказания не нуждается.

Прокурор поинтересовался у начальника отряда, имел ли Андреевский специальность для привлечения на оплачиваемые работы в промзоне.

– Нет, не имел.

– А если бы получил специальность швеи-моториста – привлекался бы к работам?

– Да.

Прокурор спросил Андреевского, почему тот не проявлял инициативы трудоустроиться в промзону. Василий ответил, что долгое время был трудоустроен без оплаты труда, большинство поощрений у него – «за добросовестный труд». С просьбой о получении рабочей специальности не обращался потому, что уже имел специальности каменщика и преподавателя ритмики. Много времени проводил в школе колонии, прошел курсы культуры речи, английского языка, компьютерные курсы, а теперь стал студентом вуза. На учебу в ПТУ времени, таким образом, не оставалось. Он умеет класть кирпич и штукатурить, делал ремонтные работы в отряде.

– От меня были заявления с отказом от работы? – спросил Андреевский начальника отряда.

– Письменно – нет.

– А устно?

– Но вы инициативы не проявляли…

Андреевский сказал, что трудоустройство заключенного – обязанность администрации колонии, согласно ст. 103 УИК, и отсутствие инициативы не может ставиться в вину.

Судья поставила перед Андреевским вопрос о признании вины и раскаянии.

Андреевский заявил о своем крайне отрицательном отношении к убийствам и ко всем уголовным преступлениям и попросил, чтобы психолог подтвердил это.

Психолог проговорил, что Андреевский не согласен с приговором, считает осуждение незаконным. В его глазах он видел горечь, но негатива не видел. Импульсивность и раздражительность в таких ситуациях естественны, но озлобленности, динамики негатива он не наблюдал.

Прокурор попросил суд в удовлетворении ходатайства об УДО отказать. Мол, Андреевский не достиг исправления, имел одно взыскание, не отмененное, хоть и погашенное, в сентябре тоже допустил нарушение, хоть дело и ограничилось беседой. Не освоил профессии швеи-моториста и сварщика. Учеба в вузе характеризует его положительно, что свидетельствует о том, что он стремится встать на путь исправления, но пока еще не встал.

Надо сказать, что единственное за весь срок взыскание Андреевского было спровоцировано просто: его попросили сделать какую-то работу в отряде, а потом сделали выговор за то, что не был в это время на лекции.

– Я ведь окна в отряде заклеивал, меня попросили об этом…

– Да, в тот раз я вас отпустил с лекции, но в другой раз разрешения не подтверждал…

Такой диалог возникал на суде между Андреевским и начальником отряда несколько раз.

Андреевский объяснял прокурору, что его действительно вызывали в сентябре на дисциплинарную комиссию, но начальник согласился, что нарушения не было. Суд должен учитывать поведение заключенного за весь период нахождения в колонии, а не предшествующий суду по УДО. (Андреевский сослался на положение постановления Пленума Верховного суда об УДО от 21 апреля 2009 года). Все придирки к нему – это месть за заявление о вымогательстве взятки.

– Я уверен – меня не отпустят. Законы отступают перед телефонным правом, – сказал напоследок Андреевский.

7 месяцев и 6 дней до окончания срока

Судья объявила перерыв, минут через 5-7 вновь пригласила всех в комнату и начала читать решение суда, будто бы написанное за это время.

Когда в полнейшей тишине она перечисляла все доводы в пользу освобождения Андреевского, подумалось в какой-то момент: ну вот, сейчас отпустит… Но какая-то унылость, граничащая с трагичностью в ее голосе, и понурые лица стоявших полукругом людей в погонах говорили совсем о другом. Доводы против освобождения оказались куда более краткими, но решающими.

Уходя, Тамара Андреевская сказала сыну, что боится за его жизнь. Он же, улыбаясь, поздравил всех с праздником, и мы вспомнили, что сегодня ведь – праздник Покрова Богородицы.

Как же контрастировала светящаяся улыбка Василия, его прямой и открытый взгляд с унылыми и тяжелыми выражениями лиц людей, оставивших его в неволе.

Мы вышли из зоны в темноту тихого осеннего вечера. Из сотрудников колонии, задержавшихся из-за суда, никто не предложил подвезти нас до городской окраины, хоть каждый отъезжал на пустой машине, зная, что никакого транспорта для нас в радиусе шести или семи километров в этом опустевшем околотке нет.

Однако, бредя в темноте к шлагбауму зоны, мы почему-то не испытывали чувства уныния.

Я огладывалась на огни зоны, заборы с колючей проволокой и вышки и недоумевала, как Андреевскому удается в таком окружении сохранять душевное спокойствие, не терять присутствия духа, радостно улыбаться, да еще и учиться на юриста?..

В тот день до окончания срока Василию Андреевскому оставалось 7 месяцев и 6 дней.

Источник: http://fn-volga.ru/article/view/id/231