Дети, как материал для экспериментов
Сейчас практически каждая общеобразовательная школа прошла или проходит переоборудование, создавая «доступную среду» для учеников-инвалидов, которые чисто теоретически могут прийти к ним учиться в любой момент. Однако, практика показывает, что родители ребят с ограниченными возможностями здоровья не спешат отдавать своих детей в обычные школы. Да и школьные руководители и преподаватели не готовы к столь глобальным изменениям.
Например, на прошедшем на днях заседании Саратовской областной Думы детский омбудсмен Татьяна Загородняя доложила, что всего на территории региона работают 88 школ, имеющих условия для осуществления инклюзивного образования. Однако, в них не хватает необходимых методических материалов. Кроме того, на лицо – дефицит опытных педагогов и неотлаженность взаимодействия с тьюторами, которые должны сопровождать детей на уроках.
В школах забывают, что создать условия — это не только снять архитектурные барьеры. Пандусы нужны колясочникам, людям с проблемами со зрением, аутистам необходимы сопровождающие. Должен быть кто-то, кто поможет человеку с ограниченными возможностями, а не учитель, который бросит вести урок и сконцентрируется на особом ученике.
Но все эти проблемы ничего не значат по сравнению с главной: в большинство этих школ пока ни одного заявления от родителей, желающих обучать ребенка с ограниченными физическими возможностями, не поступало. Помимо этого, те родители, которые всё же решились на этот смелый эксперимент, были вынуждены прекратить его и вернутся к обучению на дому или в специализированные школы. Причин тому множество.
К примеру, как рассказала нашему информагентству мама одного мальчика с лёгкой формой ДЦП и эпилепсией, привыкший заниматься в спокойной обстановке ребенок тяжело переносил школьную суету, да и одноклассники так и не приняли его в свой круг.
С обычными детьми также нужно проводить работу, а порой, с преподавателями тоже, ведь в обыденной жизни они не часто сталкиваются с инвалидами и попросту не знают, как к ним относиться.
В результате эксперимента с обучением в общеобразовательной школе, успеваемость мальчика снизилась, а число эпилептических припадков возросло. После окончания учебного года он снова вернулся на домашнее обучение.
Вообще, до 2014 года только два российских региона не стремились участвовать в федеральной программе по развитию инклюзивного образования. Саратовская область и Ямало-Ненецкий автономный округ старательно не замечали детей-инвалидов. Теперь приходится нагонять отставание, что, оказывается, не так просто.
Проблема переподготовки педагогических кадров остро стоит на пути развития инклюзивного образования. Учителя старой закалки не всегда знают, как работать, к примеру, с аутистами. Сегодня даже детям с легкой степенью аутизма сложно учиться в обычной школе. Учителя предъявляют к ним общие требования, не учитывая индивидуальных особенностей.
Для преподавателей со всей области уже в течение двух лет организовываются курсы и семинары. На одном из таких сборов два дня назад побывал наш корреспондент. Первое, что он выяснил в самом начале семинара – для большинства присутствующих педагогов словосочетание ”инклюзивное образование” совершенно новое. Они путают инклюзию с интеграцией и спецклассами. Когда же им буквально на пальцах рассказали всю суть программы, что «инклюзия – это когда один или несколько детей обучаются в группе с нормативно развивающимися сверстниками и под этого ребенка создаются особые условия», наш корреспондент стал свидетелем, как две учительницы не стесняясь обсуждали : “Это вообще как? Кто до этого додумался и сколько он перед этим выпил или выкурил? Я хочу посмотреть в глаза тому, кто создал этот научный «труп»”.
Когда же речь зашла о совместном обучение обычных учеников с умственно отсталыми детьми, из зала стали раздаваться реплики: «да у нас по полкласса ”дебилов” у каждого. Есть у нас инклюзия».
Когда же лектор отметил, что далеко не все родители хотят отдать своего ребенка с диагнозом в массовый класс, армия преподавателей парировала: «И не все родители массового класса хотят, чтобы с их детьми учились инвалиды. Это получается – лишать возможности других детей получать нормальное образование».
Представителей образования также просветили, что если к ним в школу всё-таки решится прийти ребенок с ограниченными возможностями здоровья, то школа будет обязана предоставить ему психолога, логопеда, дефектолога. А где их брать – это уже проблема образовательной организации. Стоит отметить, что когда речь зашла о дополнительных средствах и часах, педагоги значительно оживились и перестали “швырять камни в огород” инклюзии.
Как рассказал нашему корреспонденту при личной беседе рядовой преподаватель одной из школ области, попросивший остаться не названным: «Сама идея инклюзивного образования очень сложная. В первую очередь, родители детей с ограниченными возможностями здоровья хотели бы отдать детей в обычнее школы, а вот родители детей без диагноза очень часто против этого. Представьте: ребенок даже с легкой степенью аутизма и в обычном классе. Педагогу придется очень много внимания уделять этому ученику, тем самым отнимая время у обычных детей. С моей точки зрения, это самая основная и главная проблема – сидит ребенок, которому нужно уделять очень много времени и ещё 20 человек, которые, кстати, тоже разные. К каждому из них нужно подходить интегрировано, но в силу того, что они не имеют диагноза, они остаются ущемленными в своих правах. К тому же есть и вторая ступень – образовательные проблемы, дополнительные индивидуальные задания. У нас сейчас пока очень мало детей с ограниченными возможностями обучается в обычных классах, но даже без них учителю приходится нелегко. Градация присутствует везде: есть дети, которым нужно повышенное внимание, есть «середнячки» и так далее. Есть дети, которые не тянут программу, со слабыми способностями, но без специального протокола от врачей. А если появится ещё, к примеру, ребенок слабослышащий – ему нужно внимание, ребенок слабовидящий – ему внимание, ребенок с другими нарушениями – и ему внимание. Как? У нас в школе уже подготовлены технические условия для принятия детей в инклюзивную среду, но пока ни одного особенного ребенка к нам ещё не пришло».
И что прикажете делать учителю массовой школы? Ему сегодня идти на урок. Да будь он семи пядей во лбу, не обеспечит он качественной инклюзии, а случится инклюзия фиктивная.
Внедрение инклюзии начали с обеспечения “физической” доступности образовательных учреждений, да только инвалиды-колясочники – лишь малая часть детей с ограниченными возможностями здоровья. Инвалид-колясочник – это как раз самый легкий случай в плане включения в образовательный процесс в “обычной” школе.
Самое сложное – это дети с выраженными психическими отклонениями, неспособные усваивать типовую образовательную программу. Представляете себе такие уроки, на которых ребёнок с аутизмом сидит под партой, поскольку ему там комфортнее, и мычит, а другой – с умственной отсталостью хохочет, кривляется и выкрикивает непристойные слова, срывая весь учебный процесс.
При этом инклюзия уже практикуется. Чиновники от образования требуют, чтобы процент образовательных учреждений, внедряющих инклюзивное образование, неуклонно увеличивался. А ведь у нас есть множество учебных заведений, в которых дети-инвалиды получают образование, адекватное их возможностям, навыки самостоятельной жизни в обществе, а главное — профессию. Разработаны уникальные методики обучения, специальные программы и оборудование для школ, обучающих слепых и слабовидящих, глухих и слабослышащих, с заболеваниями опорно-двигательного аппарата, с умственной отсталостью и т.д. Таким образом, под лозунги о защите прав детей-инвалидов постепенно начинает разрушаться уникальная система коррекционной педагогики.
Инклюзивное образование внедряется в приказном порядке, а реализовать её надлежит обычным учителям с их обычной и не всегда высокой подготовкой. Эти же учителя окажутся виноватыми, если что-то идет не так.
И как сказал один московский педагог Леонид Перлов: «Дети – это не материал для экспериментов, тем более дети с нарушениями здоровья».
