Дон Кихот саратовский

"

10 апреля в восьмом часу вечера саратовская журналистика понесла тяжелейшую потерю. Ушел из жизни наш друг и коллега Александр Крутов, чье имя и статьи были знакомы всем, кто мало-мальски интересуется общественной жизнью Саратова.
«ОМ» собрал некоторые воспоминания коллег и почитателей творчества Александра Крутова, вызванные горьким известием о смерти замечательного журналиста:

Сергей Вилков, корреспондент «Общественного мнения»:
- После инфаркта умер журналист Александр Крутов. Как мы привыкли писать про него, «легенда саратовской журналистики, двукратный лауреат и неоднократный номинант премии Боровика». Бывают такие совпадения: на выходных меня спросил о нем питерский коллега, который услышал фамилию на международном тренинге по расследовательской журналистике. Его назвали там «неубиваемым журналистом». Я говорю: правильно назвали – четыре нападения как-никак, последнее в 2014-м году. Я тогда не знал, что практически в этот момент у Крутова схватило сердце.
Его многие любили и уважали. Но многие ненавидели, он это знал и смеялся над этим. Например, все мы догадывались, что его ненавидят в епархии за длинную серию расследований местных церковных дел. Пускались и муссировались слухи о сатанистском следе, о сумасшествии Крутова. Один влиятельный в митрополии игумен мне, прямо намекая на Крутова, заявил что тот, мол, «неспроста» стал из нищего журналиста «крупным владельцем недвижимости». Мы так тогда смеялись над этим бредом. У Крутова была квартира в которой он жил и еще одна, доставшаяся от родственников. При этом он презрел все мирское, материальное и жил аскетом – это знали все, и, те кто хотел, это тоже превращали в повод для издевательств. Смеялись над его странностями – манерой проверять содержимое мусорных бачков, в которых он на самом деле мог порой найти чуть ли не выкинутые прокуратурой секретные материалы уголовного дела. Это тот случай, когда бедность была не просто обстоятельством, но еще и выбором. Он на самом деле, а не на публику, вел практически монашескую жизнь. Я знаю, что он в душе хотел семью, и в свои 56 лет думал, что откладывает ее на потом, когда она не будет мешать работе.
Он был фанатиком своего дела. Увлекающимся. Его невозможно было остановить. Бывало, он дорожил собственными концепциями больше чем фактами (не знаю от него ли я заразился, но тоже изредка этим грешу). Однако он был кристально искренен в каждом своем заблуждении или упрямстве. Это единственный известный мне человек, сохранивший воззрения перестроечного демократа. В нем было все советское, вплоть до незамутненного теперешними реалиями представления о демократии, праве, независимости прессы, которые должны быть, и которые, он верил, когда-то будут. Все это совмещалось с обаятельным фатализмом: «и посадить нас – не посадят, и жить мы лучше не будем».
И, если это для кого-то важно, я думаю, почти уверен, что он верил в бога. По-моему это очень хорошо видно по его антиклерикальным расследованиям, которые мне, как атеисту, всегда казались непоследовательными. Но я быстро понял, что они пишет их с позиций «светского христианина», которому чужда накипь покрывшая веру. И в этом качестве он, в отличие от своих гонителей, был безупречен.
Я познакомился с ним весной 2005 года. Нас, активистов, задержали после милицейской провокации. Задержанных было так много, что нас держали прямо во дворе городского УВД под холодным дождем. А с другой стороны забора – я это видел – стоял Крутов, уже по доброй воле. Стоял несколько часов. Потом я на нервах, повышая голос и матерясь, обрывочно рассказывал ему случившееся. А через несколько дней вышла его, как обычно аккуратная, обстоятельная заметка.
Я никогда не думал, что мы будем с ним работать вместе. Мне до сих пор это странно, просто потому что в «ОМе» каким-то образом собрались люди, в том числе мне близкие, с которыми я до этого пересекался в разных местах жизни. Крутов не был мне близким, мы не дружили. У нас были общие темы для разговоров и мы могли их обсудить. Но не испытывали какой-то уж потребности в этом общении.
Однако сейчас я понимаю, что, когда, обычно после обеда, он со своим фон-триеровским подслеповатым прищуром заглядывал в наш кабинет, появлялось ощущение «окей, теперь все свои дома». Мы тоже могли над ним посмеиваться, но внутри всегда по-настоящему уважали и не давали подсмеиваться чужим. Теперь наш дом полон уже никогда не будет, но, рано или поздно, так происходит всегда.
По понятным причинам, у всех кто с ним работал, язык не поворачивается на казенные фразы вроде «это невосполнимая потеря для…». Хотя все это именно так. В саратовской журналистике подобного человека не было до него и не будет после. А мне кажется и не должно быть ему замены. Можете думать как хотите, но, я считаю, Саратов этого не заслужил.
Он был черным монахом российской журналистики. И свой сан не уронил сквозь годы, он сам оставил за собой памятник, а наша задача просто отгонять от него ворон, иные из которых будут рядиться в плакальщиков.

Владимир Барсуков, корреспондент «Общественного мнения»:
- Из двух человек в редакции, кого Крутов больше всех доставал, один был я. Мы с ним часто общались, и мне он нравился. И он это знал. Крутов усиленно косил под субмаргинала, хотя таковым не был. Это был образ, и Саше доставляло болезненное удовольствие наблюдать, как его воспринимают другие. В этом плане всегда вспоминаю интервью Бориса Моисеева, который единственный раз на моей памяти журналисту откровенно сказал: «Все знают, что я гей. Открою вам тайну – я не гей. Это сценический образ, который я создал себе. Да просто чтобы тащиться, наблюдая, как вы его воспринимаете, беситесь и злитесь».
Крутов был таким же – образ простачка-чудачка, который он надевал, заставлял людей воспринимать его поверхностно, расслабленно, но за зеркалами и дымом была довольно сильная личность. Коллеги подтвердят – плюшевый медвежонок, но надавить мог так, что мама не горюй. Это был тихий талисман редакции.
И еще. Это был реликтовый журналист, из журналистов 90-х, коих остались единицы. Колобродов, Рогожин, Златогорская, Свешников, Никонова, Столярова, Липатова, Винс, Артемова…. Старая гвардия, старой закваски и закалки. Современные при всем уважении уже не те. Нет, не хуже. Просто другие. Ноутбук не хуже книги, просто он другой. Удел тех был уйти в тень, потому современным молодым журналистам их фамилии зачастую ни о чем не говорят. Но они, да простят меня за пафос, должны быть вписаны золотыми буквами в книгу саратовской журналистики, где Саше Крутову уже отведена даже не страница, а целая глава.

Алексей Колобродов, генеральный директор медиа-группы «Общественное мнение»:
- Ребята правильно отмечают – внешность и образ жизни Александра Николаевича, эта чудаковатость, неотмирность, нарочитая и показательная бедность, маргинальщина, кого-то удивлявшие/умилявшие, а многих и скандализировавшие, вполне адекватно сочетались в нем с железной волей и алмазной нравственной твердостью. Так бывало у русских святых – именно взрывное это сочетание определяло подвиг юродства. Ребенок, не пожелавший принять подловатых в своей целесообразности правил взрослого мира и пошедший на них собственной войной.
А мне подчас приходилось воевать с его сталью и сплавами – я как раз склонен к компромиссу – и по природной мягкотелости (неправы те, кто считает меня каким-то особо жестким и склочным типом), и потому, что любая редакция – производство общее, и мне приходилось, помимо его подвигов, учитывать скучные и порой противоположные подвигам вещи – эту самую целесообразность, безопасность, экономику, наконец. Мы подчас ругались, а то и скандалили, он демонстративно хлопал дверью; “уйду я от вас”, но всегда убеждали друг друга (он чаще, и вообще с годами появиля целый ритуал – от примирения к взаимопониманию) – и печатал Крутов у нас практически всё. Он знал, насколько я его ценю и уважаю, и, кажется, уважал за какие-то свойства меня – во всяком случае говорил об этом и кулуарно, и в интервью.
В последние годы он смягчился к чужим обстоятельствам, но донкихотство парадоксально в этом – внешностью чистом Санче Пансе – возгонялось выше и дальше, и всем было понятно, что когда-нибудь очередного боестолкновения с жизнью его сердце не выдержит.
Жил Саша очень насыщенно и оставил после себя, слава Богу, немало – прежде всего, в своем жанре даже не расследовательской, а исследовательской журналистики. Да и сам профессиональный и человеческий образ останется – светлым напоминанием и тревожащим, будоражащим примером. Работу его еще предстоит понять и систематизировать, а масштаб личности – оценить по-настоящему.
Светлая тебе память, неповторимый Александр Николаевич.

Елена Налимова, главный редактор ИА «Стройсар»:
- С Крутовым я познакомилась в редакции газеты Богатей в 2000-х. Александр Николаевич при всей жесткости суждений был человеком дружелюбным и абсолютно неустроенным в бытовом плане. Честно признавался, что не представляет, где можно постричься, поэтому мог долго ходить с хвостиком. Не знал, как покупать одежду. Из-за этого, когда он пригласил всю редакцию на свой день рождения, я напряглась – чем он будет нас угощать? Опасения были напрасными, стол ломился, а именинник сиял от счастья. Александр Николаевич любил угощать и дарить. И свои журналистские наработки, версии, идеи тоже раздавал, не жалея. Поэтому, будучи уже редактором, я советовала начинающим журналистам консультироваться с Крутовым, а на судебных процессах садиться ближе.
Но самое лучшее воспоминание о Крутове связано у меня с вручением премии Боровика. Это было лет шесть назад. Мне перепал билет на галерку в московский театр Et Cetera, где проходило вручение. Среди награжденных был Крутов. А я чувствовала себя одиноко в толпе, ни одного знакомого. И вдруг мне навстречу – Александр Николаевич с распростертыми объятиями:
- Лена, что вы тут делаете? Пойдемте со мой на ужин для награжденных!
- Как я пойду, он же только для награжденных?
- А я скажу, что вы моя дама! – просиял Александр Николаевич.
Мы ели креветок и пили шампанское в обществе лучших журналистов-расследователей, потом вместе гуляли до метро…
Светлая память!

Азамат Исмаилов, предприниматель:
- Мы познакомились в начале 90-ых. Потом началась проклятая война, еще первая, которая в конце концов и привела государство и общество к нынешнему состоянию. И Саша был в это время с нами. Тогда больше было смелых, честных и искренних. Но его сила в том, что он таким остался. Время изменилось, а он остался таким же. Я помню гулял с сыном и увидел как он прогуливается по Рахова. Показал на Сашу и сказал сыну: «Посмотри на него, глаза обманывают нас. Возможно, ты видишь плохо одетого человека, который странно выглядит, но он настоящий мужчина». И я почувствовал, как мой сын пропитался уважением к нему. Я считал себя должником Саши, всегда его уважал безмерно, даже когда спорил нещадно. Жаль, что не успел помочь ему.

Источник: https://www.om-saratov.ru/chastnoe-mnenie/12-april-2017-i47844-don-kixot-saratovskii