Гельминты и метеориты

Тайна же моя такая: иногда я сомневаюсь. Сомневаюсь в том, правильные ли решения принимают наши власти. Нет, я знаю, любые решения власти обязательны к исполнению, это закон для каждого патриота. Даже если скажут мне в администрации: «Пойди, Евдоким, и убей себя об стену» – наверное, пойду и убью, если для дела надо. А если не надо, но всё равно сказали? Или вот недавно было указание – надо переходить на военные рельсы: я-то перейду, но где взять рельсы? Трамвай к нам на поселок давно не ходит, а рельсы ушлые люди увезли куда-то. Эта нехорошая склонность к сомнениям у меня с молодости, выходит, были в моем воспитании какие-то пробелы. Еще есть у меня привычка время от времени думать. Тоже с молодости. Нам еще в фабрично-заводском училище преподаватель токарного дела говорил: «Мыслю – значит, существую». Я же существую, и потому иногда думаю. Это, конечно, на пользу патриотическому делу не идет, но от себя не убежишь.

У нас не догонишься

Но по порядку. Недавно прочитал где-то или по телевизору услышал, что министерство здравоохранения нашего решило запретить продавать спиртное людям, которые, как они говорят, «находятся в состоянии алкогольного опьянения». То есть, по-нашему, выпимши. Вот я и засомневался. Кто будет определять, можно ли продать еще чекушку или хватит с меня? Продавец? Это какой же простор открывается субъективизму и волюнтаризму? (Откуда наш автор знает такие слова – мы не представляем. Но уверены, что не прост Евдоким, далеко не прост. Это в каком таком ФЗУ Декарта вспоминали? Уж не спецшкола ли это была известного ведомства? Как там у классиков – «Мы гимназиев не кончали». Митрич говорил сущую правду. В гимназии он не обучался. Он окончил Пажеский корпус». – Ред.)

Так вот о субъективизме. Петровичева баба всякий раз кричит, что он нажрался в дупель, хотя в последний раз – сам свидетель – выпил он меньше поллитры. Здоровому мужику это что капли в глаза. А если таких мегер, как Петровичева баба, за каждый прилавок поставят, это же ад кромешный начнется.

И потом, я уверен, что инициатива эта медицинская идет вразрез с нашей культурой, нашими традициями и скрепами. Стоит только заглянуть в такую сокровищницу, как копилка народных пословиц и поговорок. Чего там только нет! «Водки много не бывает». «С двух бутылок вина не болит голова». «Кому теперь бежать за «Клинским». Есть, наконец, такое слово, как «догнаться». Что же получается, теперь не догонишься? Я, понятно, не за себя беспокоюсь, у нас на поселке с этим делом полный порядок. Хоть ты ползком доберешься до магазина или до бабок, которые своим торгуют. Ну а если совсем уж ослаб, можно мальца какого послать, мол, не для себя, для дяди Евдокима. А вот те наши товарищи, которые живут в центре и отвариваются в супермаркете, им как быть?! Мало того, что до десяти не продают, ландовские дни соблюдают, так теперь новая напасть.

Так сидел я в махонькой кухоньке своей и думал о тех испытаниях, которые выпали нашему народу. Думал и сомневался, но в то же время понимал, что сомневаться нельзя – враги ведь кругом.

Друг кошек Владимир Бурматов

Так и сидел я, полон сомнений, пока не услышал, как заскрипела калитка. «Внучок пришел, – подумал я, – больше некому». И точно он. Стряхнул с ботинок снег, уселся на табуретку, поставил на пол большой рюкзак.

– Санкционка? – хмуро спросил я, потому как знал, что опять он таскался за границу, в Германию, в самое логово.

– Не без этого, – кивнул он.

– А ты знаешь, что тебе за это червонец могут припаять, да еще и меня за собой потащишь? Минфин предлагает усилить кодекс, чтобы, значит, до двенадцати лет тем, кто возит. Понятно, что те, кто ест, тоже загремят на нары.

– Не пугай, дед. Во-первых, не в первый раз уже предлагают. (От редакции – предложения Минфина 2017 года в точности повторяют предложения таможни от 2015 года.) Во-вторых, в думе вашей депутаты, не скрываясь, сыр Рокфор изволят кушать, он у них в буфете продается. Так что не дрейфь, на наш век хамона хватит.

Он полез в рюкзак, но достал, к моему большому удивлению, не продукты, а пластмассовую строительную каску и протянул мне.

– На, держи, ты же просил.

Я в недоумении уставился на него.

– Дед, ты что, не помнишь? Ты же звонил мне, просил каску привезти, чтобы спастись от метеоритной атаки. Говорил, тебе Путин звонил и велел спасаться. Ты, правда, сильно поддатый был, может, и не помнишь.

Я промолчал, потому как подробности того вечера вспомнить не мог, но посидели мы тогда с мужиками хорошо. Потом поднялся и сказал внуку:

– Ты не раздевайся пока, пойдем, поможешь мне, пока не стемнело.

– Всегда готов, – откликнулся он, – а что делать будем? Забор ставить?

– Забор – отдельная история, тут надо пару досок оторвать из-под дома.

– Зачем? – удивился внук. – Мы же только весной их приколачивали?

– Указание вышло, – не стал я вдаваться в подробности.

– Нет,– внук уселся на табуретку, – пока не разъяснишь своё указание, никуда не пойду.

– Указание, значит, от товарища депутата Бурматова Владимира Владимировича, чтобы в подвалах кошки жили, а на подловках – голуби.

(Евдоким имеет в виду предложение главы комитета ГД по экологии Бурматова открыть слуховые окна в подвалах для кошек и чердачные окна для птиц. Бурматов отметил, что замурованные подвальные окна являются жестоким обращением с животными. – Ред.)

– Так он теперь за кошечек отвечает, – развеселился внук, – проворный какой! То пожары в фотошопе тушил, то диссертацию сплагиатил. (Фотомонтаж тушения пожаров с участием Бурматова и факт плагиата действительно имели место. – Ред.) Нет, цветы не тонут, особенно пахучие.

Я опять промолчал, ибо в этой руководящей инициативе и сам сомневался. Ну, отдерем мы доски, полезут под дом кошки, за ними – коты, начнутся кошачьи свадьбы, ор такой будет стоять, что и не уснешь, ежели трезвый.

– Ладно, – согласился я, – потерпят кошки. Подождем немного, может, повторное указание будет.

Благотворительный забор

Но внук уже стоял в дверях:

– Раз уж у тебя есть настроение поработать, пойдем забор поставим. Один столб целый, второй вкопаем…

– Нет, – перебил я его, – про забор у меня другая задумка. Думаю восстановить его на благотворительной основе. Как дом в Елшанке.

– Это как? – удивился внук.

– Ты мне поможешь, составим список людей побогаче с нашего поселка. Арам Ашотыч, ясное дело, бабка Матросова, которая сейчас соленой капустой торгует, еще пару человек знаю. Ты поможешь – напечатаем их список в интернете твоем, скажем, сколько денег с них требуется.

– Думаешь, дадут? – засомневался внук.

– Ты не перебивай, – осадил я его, – ты дослушай. Сколь-нибудь денег соберем. Редактору интернета дадим, остальное поделим.

– А забор? – внук с изумлением смотрел на меня.

– Забор сами починим или вообще не будем делать, прожил я полгода без забора и еще проживу.

– Тебя, дед, надо с такими идеями в руководящие органы направлять, хотя там и своих таких много. Махинатор, – сказал он, а я так и не понял, осуждал он меня или, наоборот, одобрил мою блестящую идею.

– Ладно, – сказал внук, – чувствую, не собираешься ты ничего делать, как я вижу. Как с такими людьми экономику поднимать – не понимаю.

– А что у нас с экономикой? – осторожно поинтересовался я.

– Недоразвитая она. Товарищ Медведев так сказал. И строительство недоразвито, это из-за твоего забора. Странно получается: начальники у нас – сплошь талантливые руководители, а всё остальное недоразвито. Давай тогда чай пить, – он полез в свой рюкзак и достал какие-то пакеты.

И глисты любить умеют

– Ты только руки помой, – предупредил я его, – а то глисты.

– Какие глисты?! – поперхнулся внук.

– Обычные, – я открыл заветную тетрадь и прочитал: – «пальму первенства нужно отдать ленточной глисте, у которой в тысячах членчиков располагаются как мужской, так и женский аппараты, и она всю жизнь только тем и занимается, что совокупляется сама с собой». Это сам товарищ Путин сказал, Владимир Владимирович.

– Мог бы и не читать, – ответил внук, – над этими глистами весь интернет потешается. Какой у нас президент – корифей всех наук, Фридриха Энгельса без запинки цитирует. Мне вот что интересно: это он так Мизулиной ответил. А Мизулина у нас – за нравственность вплоть до полной девственности. Каково ей было слышать такое: «мужской аппарат, женский аппарат, совокупляются»«. Не упала она там в обморок?

Я не знал и потому промолчал, но за здоровье Елены Борисовны, товарища Мизулиной, возникло беспокойство.

Внук тем временем разложил на газетке вкусно пахнущую колбасу, поставил бутылку с этикеткой на непонятном языке. Я потянулся было к бутылке, но внучок остановил меня:

– Успеешь еще пива, ты колбаски попробуй.

Я откусил, вкус был совершенно необычный, мне незнакомый.

– Это из чего она?

– Из мяса, там у них колбаса вся из мяса, такие вот странные люди немцы.

Тут у него в кармане куртки замурлыкал телефон, внук коротко взглянул на экранчик и стал собираться:

– Пока, дед, ждут меня.

И убежал.

И как только закрылась за ним дверь, я открыл бутылку и налил в кружку темной жидкости. Отхлебнул. Нет, это никоим образом не походило на то пиво, что продавалось в нашем магазине. Это был какой-то совершено другой напиток. В голове тихонько зашумело, и я, сам того не ожидая, запел:

– Ой, мороз, мороз…

А потом подумал: крепкий мы все-таки народ, пиво вот заграничное пьем, а песни всё равно поем свои, родные.

– Не морозь меня, моего коня…

В окно кто-то сильно постучал:

– Евдоким, с тобой всё в порядке? Чего воешь-то? – узнал я голос соседа Петровича.

Эх, дурак, какую песню испортил…

Источник: https://fn-volga.ru/newspaperArticle/view/id/7272