Нам удалось получить комментарий председателя комитета Госдумы по охране здоровья Дмитрия Морозова по поводу скандального законопроекта. Морозов с отличием окончил Саратовский государственный медицинский институт, долгое время возглавлял в Саратове кафедру детской хирургии, сейчас заведует кафедрой детской хирургии и урологии-андрологии педиатрического факультета Первого Московского государственного медицинского университета имени И. М. Сеченова. Избирался по Черемушкинскому округу Москвы.

– Дмитрий Анатольевич, ваше имя в числе депутатов, инициировавших закон об антисанкциях. В котором, в том числе, идёт речь о запрете на ввоз американских лекарств.

– Это огромный закон, он не только о лекарствах – это принципиально важно. Я, конечно, знаком со всеми мнениями и всё это отслеживаю. И каждый раз думаю, насколько важно правильно доносить информацию, понимая, что мы граждане одной страны.

Жить сегодня и не видеть внешнеполитическую повестку дня и то, в какой мы находимся позиции в отношении развития всех отраслей народного хозяйства, невозможно. Этот законопроект является неким ответом на те недружественные меры, которые мы практически каждый день получаем из-за рубежа. При этом я хочу подчеркнуть принципиально важную позицию: это так называемый рамочный законопроект. Он прямых норм к действию не имеет. И когда участники дискуссии вокруг него говорят о неком запрете на лекарства, это вообще не соответствует действительности. Мы этим законопроектом только лишь даём право президенту страны и правительству в случае необходимости – это тоже очень важно – принять те или иные меры по противодействию.

Представьте себе, что я покупаю молоток. Им можно гвоздь забить, а можно палец отбить. Нельзя меня обвинять в том, что я купил молоток, чтобы отбить палец. Нам нужно дома иметь некий инструмент, а как его использовать, это уже задача второго уровня.

Нам необходимо быть разумными. Это первое.

Второе. Тот список [лекарств, запрещенных к ввозу] мы, естественно, проанализировали в комитете с множеством экспертных сообществ, привлекая пациентские организации, в том числе организации орфанных заболеваний. В списке много препаратов. Но я хочу выразить одну мысль – и она есть, кстати, в законопроекте – ни на один препарат, по которому нет эффективных аналогов, это распространяться не будет никогда. В рамках законопроекта эта норма прописана.

Прорабатывая эту ситуацию, в том числе с министерством здравоохранения, лекарственным департаментом, я предложил сразу же обеспечить высочайший экспертный уровень поддержки в лице главных специалистов, ведущих академиков, по этим направлениям, чтобы они четко имели свою позицию по каким препаратам ни в коем случае нельзя двигаться.

И, наконец, последнее, а это тоже очень важная штука. По многим препаратам, о которых идет речь, сложилась некая монополия. В том числе по препаратам, которые используются в том числе в лечении орфанных заболеваний. Всего один препарат – и огромная, запредельная, поднебесная цена. Поскольку я создал в комитете экспертный совет по лечению орфанных заболеваний, задолго до этого законопроекта поднимал вопрос: ребят, как может быть, что химическое вещество может стоить сто миллионов в год – [есть] сложность его добыть? Я не хочу никого обидеть, но часто это просто монополия. Согласитесь, разумно в этой ситуации развивать качественное импортозамещение и представлять палитру разных фармкомпаний на рынке, чтобы в том числе снижать цену. Надо продолжать развитие нашей фармпромышленности и пускать на рынок другие – европейские, японские, корейские компании, для того, чтобы некие монополии убрать. Наверное, те, кто сегодня представляет эти монополии, тоже недоволен происходящим. Это тоже некая сила, правда ведь?

– А с пациентами, которые зависят от лекарств, оказавшихся в списке, вы общаетесь?

– Я живу в медицине, конечно, общаюсь. Если вы берете и запугиваете (я не вас конкретно имею в виду), что все пропало и препаратов не будет – как с ними общаться? Конечно, они все в страхе. Как говорила моя бабушка – слово лечит, слово калечит. За слова надо нести ответственность. И рассматривать те или иные решения сквозь призму общего понимания жизни. Я подчеркну одно – права граждан и их лечение не пострадают.

Дмитрий Морозов в 2016 году получил премию для врачей «Призвание»,
которую вручает министерство здравоохранения РФ и Первый канал.
Врач был отмечен в номинации «От благодарных пациентов». Фото rosminzdrav.ru

– Хорошо, смотрите, меня этот список затрагивает в самом непосредственном смысле. У меня младшая дочь болеет сахарным диабетом первого типа. И она на американском инсулине. Вы же знаете, что каждый вид инсулина – это отдельная формула и отдельное вещество. Кто-то легко переходит с одного инсулина на другой, а кому-то подходит только определенный вид инсулина. Смена препарата – это осложнения и потеря качества жизни. Как мы будем выходить из ситуации в подобных случаях?

– Вы мне можете это не объяснять, я с вами согласен полностью. Все, о чем вы говорите, я предложил министерству здравоохранения проработать вместе с главными специалистами. Главный эндокринолог страны, грубо говоря, должен сказать – несмотря на то (я условно говорю), что у нас для препарата «А», возьмем, например, инсулин, есть аналоги, не все больные могут перейти на них без потери качества жизни, а поэтому на этот препарат распространятся данная мера не может. Это решение профессионального сообщества, которое никто не будет подвергать сомнению.

– Это же не только инсулина касается. Такая же ситуация и с различными видами антибиотиков.

– Это я прекрасно понимаю. Возьмем антибиотик, например, клацид. Если вы имеете тяжелейшую пневмнонию или пневмококковую пневмонию, вы без клацида вот сейчас не выберетесь. Поэтому мы прекрасно понимаем, мы не пенициллинами и ничем его не заменим.

– Смотрите, Дмитрий Анатольевич, наверняка же по каждому препарату, включенному в список, есть такие исключения – хотя бы один человек, который не может обойтись без конкретного препарата, он есть. Для чего тогда вообще этот список, если мы будем делать исключения по каждому пункту?

– Я не понял вопрос. Здесь нет никакого списка. Здесь есть право для правительства и президента в исключительных случаях принимать решения в условиях, подчеркиваю, серьезных недружественных мер, в которых находится наша страна. Мы когда с вами обсуждаем каждую конкретную точку, нужно не забывать про тот исторический момент, в котором мы живём.

– То есть вы считаете, что нужно положить пару десятков детей ради того, чтобы американская фармкомпания лишилась, к примеру, 10% своего рынка?

– Вы зачем мне такие вопросы задаете? Мне, человеку, который всю жизнь, кроме как детей спасал, ничего не делал?

– Меня поэтому эта [ваша позиция] и удивляет.

– Не надо так говорить. Я возьму любого журналиста, который своим словом непродуманным убивает несколько людей, вы не думаете об этом?

– Я думаю про каждое свое слово, которое я пишу.

– Точно так же и я думаю про свои слова. Поэтому мы так не ставим вопрос ни в коем случае.

– Попробуйте тогда опровергнуть как-то мои слова. Потому что для меня и для многих людей это звучит так. Убедите меня, читателей, что это действительно нужно и важно.

– А вы мои аргументы не услышали?

– Я услышала.

– Я их перечислил. Мне кажется, их достаточно. Я вас уверяю, никаких нарушений прав пациентов по препаратам, которые не имеют аналогов, не произойдет. Это наша принципиальная позиция: как комитета по охране здоровья и Государственной думы. Основной закон страны – это Конституция. В основе всех решений должна лежать и лежит борьба за права и свободы гражданина. Здравоохранению и президентом, и правительством уделяется приоритетное внимание. Это не штампы, это на самом деле так и есть.

Другой вопрос, что объективная реальность ставит перед нами некие задачи – мы должны быть гибкими в их решении. И подчеркну – законопроект, о котором мы говорим, он носит рамочный, отчасти декларативный характер. Стимулирующий развитие отечественного рынка. Притом, что красной нитью через него проходит сохранение всех прав людей на охрану здоровья. Их нарушать никто не будет.

Источник: https://fn-volga.ru/article/view/id/444