Война и мир Елены Зориной

"

13 мая на проспекте Кирова закрылся магазин “Белочка”. Не выдержал конкуренции. Магазин знали, пожалуй, все в Саратове. Называли не иначе, как легендарный. С 1962 года руководила им Елена Михайловна Зорина – почетный гражданин Саратова, человек во всех смыслах выдающийся.
В 2014 году мы сделали большой материал с Еленой Михайловной. Появился грустный повод опубликовать его еще раз.

Всю свою жизнь Елена Михайловна руководит. Как она говорит: “Девчонками“. На войне была начальником радиопоста 43-го отдельного радиобатальона ВНОС, а с 1962 года по настоящее время она директор магазина “Белочка” на проспекте Кирова.
Магазин, без пафоса, эпический — городской артефакт, словно застывший во времени, переживший “оттепель”, застой, перестройку и прочие исторические эпохи. Известный, пожалуй, каждому в Саратове, в чем прямая заслуга директора.
“Белочка” для Елены Михайловны не просто место работы — дом родной. Она и назвала его, и в порядок привела, и сумела отстоять в непростые 90-е. И теперь каждый день на посту — выходит к покупателям, дает указания продавцам, встречается с журналистами.
Журналисты её, в буквальном смысле, одолели. И это, в общем, понятно. Ветеран войны, кавалер ордена Отечественной войны, орденов Ленина и Трудового Красного Знамени, менеджер с 50-летним стажем… Скажем прямо: живая легенда.

О войне
Родилась я в Озинках. Отец, Михаил Архипович Чипига, был комбайнером; мама, Фекла Харитоновна,— домохозяйкой. В семье было шесть детей. Все исполнительные, дисциплинированные, работали, как батраки, всю жизнь. Ничего хорошего не видели.
Когда началась война, нас — 8-9-е классы — посадили в пассажирские вагоны и повезли. Привезли в Татищевский район на станцию Кологривовка. Там молодежи — конца и края не видно! Начался митинг, на который приехал К.Е. Ворошилов. Его представили как члена ЦК. Он обратился ко всем: “В Саратове три стратегических объекта — железнодорожный мост, авиационный завод и “Крекинг”-завод. Правительство просит от имени Сталина, кто чем может, посильно оказать помощь, чтобы не пропустить немецкие танки на Саратов, Сталинград и Урал“.
Октябрь, ноябрь и декабрь мы рыли противотанковые рвы — 3 метра шириной, 2,5 метра глубиной. Стояли дикие морозы, мы жили в деревянных лабазах. Я решила пойти в армию. Приехала в Озинки, пошла в военкомат. Мне говорят: “Мы не можем вас призвать: вам нет 18 лет“. Сестра Маруся в ЗАГСе работала. Попросила её прибавить мне год. Она сделала. Принесла справку, в военкомате сказали: “Ждите повестку“. Призвали меня в апреле 1942-го. Привезли в Энгельс, затем переправили в Базарный Карабулак, там мы проходили подготовку — нас определили в службу ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи). Мы должны были дежурить на вышке высотой примерно 2,5 метра. В наши обязанности входило определить тип самолета, на какой высоте он летит и по какому курсу, а затем передать информацию зенитчикам. Также нас учили работать с рацией.
Когда обучение закончилось, приехал майор из Сталинграда и спросил, кто желает поехать на передовую. Вызвались я и еще одна девочка. Едем в машине, он говорит: “Правительство приняло срочное решение: Сталинград подвергается ежедневной и ежечасной бомбежке, телефонная связь не работает, поэтому пришли к выводу — работать по рации“. И мне: “Назначаю вас начальником радиопоста. Вы приедете, там уже ждет пополнение из Ульяновска, Пензы и Мордовии. Вы с ними по программе, которую прошли в Карабулаке, позанимаетесь. Даю вам неделю. Затем приступаете непосредственно к службе“.
Приехали. Девчонки с Мордовии — у них, наверное, юбок по сорок было, цветные такие, как радуга! Я на всю жизнь запомнила. Вскоре привезли гимнастерки, сапоги, ботинки. Ботинки были американские, с загнутыми носами, на толстой подошве: если вдруг ударишь, можно и не встать!
И вот я с девчонками позанималась, и для нас началась война. В Сталинграде. Это был дикий ужас, не дай Бог видеть никому. Совсем недавно, месяца три-четыре назад, я узнала, что 10 января 1945 года был приказ по Сталинградскому Краснознаменному противовоздушному корпусу обороны и связи — от имени Президиума Верховного Совета СССР представить к правительственной награде начальника поста 43-го радиобатальона ВНОС. То есть меня. И всех моих девчонок. Но об этом мне стало известно только в этом году (в 2014. – Авт.).
После освобождения Сталинграда мы, Сталинградский Краснознаменный корпус ПВО, прошли Ростовскую область, Украину под страшными бомбежками: телеги разбиты, машины разбиты, идем вперед, кругом убитые и раненые. Дошли до города Стрый во Львовской области, где на нас в октябре 1944-го напали бандеровцы.
Бандеровцы были хуже немцев. Летит самолет на бреющем полете, на высоте примерно 500 метров, они его с автоматов расстреливали. Прожектора на летчиков наводили, ослепляли, чтобы те потеряли управление.
И вот однажды ночью, в три часа, бандеровцы напали на нас. Человек 200. Нас было 13 девчонок. Я была начальником поста. Девчонкам приказываю: “Вскипятите чайник, накормите их!“. Они голодные, грязные, вшивые, в лохмотьях. И в это же время телефонистке говорю: “Вызывай начальника НКВД, звони в погранотряд, чтобы выслали подкрепление“. Мы находились рядом с госпиталем, где лежали тяжелораненые, неходячие бойцы. Я беспокоилась, что их всех расстреляют. Но мы бандеровцам планы сорвали, пока их поили чаем и отвлекали внимание. Ведь выхода другого не было, нужно было тянуть время!
Подкрепление пришло в семь часов утра, главаря банды, которого искали два года, задержали. (Елена Михайловна скромничает. Мы нашли Наградной лист, в котором говорится, что “ефрейтор Чипига лично задержала и доставила в НКВД двух бандеровцев, оказавшихся руководителями банд“.— Авт.).

Затем наш взвод перебросили в город Бельцы, в Молдавию. Здесь тоже шли ожесточенные бои. Один и тот же объект в течение дня по несколько раз отбивали — на 30 метров назад, на 50 метров вперед. Это я видела своими глазами. Вода в реке Прут была не голубая, не прозрачная, а красная. В Бельцы приехал маршал Жуков, собрал генералов. Не знаю, почему, но меня тоже позвали. Я, конечно, сидела тихо, только слушала. Жуков записывал все предложения и соображения, чтобы доложить лично Сталину. Буквально на следующий день пошли наши танки, “катюши”, полетели самолеты — погнали немцев и освободили Румынию. Потом освободили Венгрию и 27 апреля 1945 года дошли до Австрии, где находились до 26 сентября. День Победы я встречала в Вене.
Везде нашу армию шумно приветствовали. Венгры, представляете, специально приезжали за сотню километров посмотреть на русских девушек: “Говорят, у них груди большие“! (Смеется.— Авт.). Привозили фрукты, гусей, индюшек, угощали нас! Мы, конечно, брали — голодные же были, что скрывать. Когда мы подошли к Румынии, поступил приказ Сталина — накормить всю армию мясом. А так давали гороховые или перловые супы и каши. Бросят туда ложку масла подсолнечного для запаха — и всё. У меня кожа будто мхом покрылась. В Венгрии меня с нервным истощением даже отправляли в тыл за 30 километров, чтобы я десять дней отдохнула. Но через неделю приехал командир батальона и забрал меня в часть. А вообще мне везло: за всю войну я получила только легкое осколочное ранение.
Когда мы находились в Вене, пришла радиограмма. В ней говорилось, что нас нужно подготовить к награждению — как подходить к командиру, как подавать руку, получать медаль, благодарить и пр. А мы даже и не знали, что нас собираются наградить! Дней десять нас, 13 девчонок, обучали. И 17 мая 1945 года в Венском театре оперы и балета нам вручали награды. Театр весь в золоте, люстры сверкают, оркестр играет, а я иду к сцене и думаю: “Только бы правильно подойти, только бы правильно руку подать!“. Мне вручили орден Отечественной войны II степени. Девчонок моих тоже наградили орденами и медалями.
Помню такие строчки: “Нас было много, девушек хороших, / Мы все попали в части ПВО. / Нам было всем по 18, / Мы были молоды, стройны, / Но дали клятву мы сражаться / За честь своей родной страны“. Думаю, свой долг перед родиной мы выполнили.

И не только награды, наряды вне очереди тоже получала! Я всегда исполнительная была, но смешливая очень. Это еще в Базарном Карабулаке было: отбой, легли спать, кто-нибудь пошутил или вспомнил что-то, ну я и рассмеюсь. В результате — наряд вне очереди: картошку чистить, туалеты мыть или баню топить по-черному. Баню истопить — это воды из речки натаскать на триста человек. Я ведра несу, а сама рыдаю. Так что всё испытали.
После демобилизации по приказу Сталина нам выдали по 5 килограммов американской тушенки, сахара, муки и 10 банок рыбных консервов — чтобы мы могли угостить своих родных и соседей. И на самом деле, когда я приехала, сбежались все Озинки! Тащила продукты на себе. А что? Мне не привыкать: я рацию носила на спине, которая весила 64 килограмма. Во мне самой, наверное, от силы килограммов пятьдесят было. А девчонки мои носили ножки от рации — по 15 кг каждая.

О “Белочке”
Пока мы находились в Вене — с апреля по сентябрь, приходили радиограммы: “подготовиться к отправке в Японию“, “подготовиться к отправке в Берлин“. Но обошлись без нас, и в сентябре мы поехали домой.
Нас торжественно встретили на вокзале в Саратове, отдыха не дали и на следующий день в 10 часов утра пригласили в обком партии на ул. Советской. Там спросили: “Кто где хочет учиться или работать?“. Предлагали учиться в партшколе. Секретарь комсомольской организации мог писать заявление на инструктора, работники политотделов — на второго или третьего секретаря райкомов. Еще была представлена торговля: ревизор, бухгалтер, товаровед промтоваров и продтоваров. По партийной линии я не пошла, так как ни секретарем, ни политработником на фронте не была, выбрала товароведение продовольственных товаров.
1 октября началась учеба. Для этого освободили весь второй этаж института механизации, дали хороших преподавателей. После двух лет занятий меня направили мастером производственного обучения в торговое училище. Потом пригласили в администрацию Фрунзенского района и предложили стать директором магазина “Чай” на проспекте Кирова, где я проработала двенадцать лет.
В 1962 году меня в приказном порядке перевели в магазин “Кондитерский” (ныне “Белочка”.— Авт.). Здесь была большая недостача, воровали продавцы, товаров не хватало. Я вышла на областное управление торговли и попросила направить меня в командировки в Белоруссию и в Москву. Так я начала ездить по кондитерским фабрикам страны. Бывало по три командировки в месяц. Каждый раз, когда ехала, надевала ордена и медали, и мне никто ни в чем не отказывал.

Однажды поехала в Гомель, нашла по адресу торговый отдел. Они мне предложили весовой шоколад по 6 рублей 50 копеек за килограмм. Я загрузила два контейнера по две тонны, привезла в Саратов. Очередь была до Вольской, стояли в четыре человека! С московских фабрик отправляла по 39-40 тонн продукции, обслуживала всю Саратовскую область. Честно скажу, руководители магазинов сами за продукцией не ездили: это была моя личная инициатива. Но я не могла сидеть у пустого прилавка и не выполнять план. И в 1967 году по итогам пятилетки меня наградили орденом Трудового Красного Знамени, а в 1976 году — орденом Ленина. А в 2002 году министерство экономики области направило меня в Москву на Всероссийский конгресс менеджеров, где мне вручили диплом “Лучший менеджер России”. На следующий день пригласили в Государственную думу. Председатель Геннадий Селезнев мне тогда сказал: “Вы единственная женщина в Поволжье с такими наградами“. В думе губернатор Свердловской области Эдуард Россель подошел и говорит: “У нас в Екатеринбурге тоже был кондитерский магазин “Белочка”, но мы его, к сожалению, не сохранили. А вы молодцы!“.
Название “Белочка” придумала я. Заместитель председателя горисполкома Яблоков говорит: “Ищи имя для магазина. Какое найдешь, такое мы и закрепим“. Ну я выбрала “Белочка”. И новые методы работы вводила: семичасовой рабочий день, без материальной ответственности, борьба за звание “коллектив коммунистического труда”. Сделала в 1964 году ремонт, помещение стало более ухоженное, светлое, а до этого было грязно и серо. По спецзаказу изготовили люстры и зеркала на заводе “Техстекло”, передвинули витрины, по-другому оформили окна. За образец взяли “Елисеевский” в Москве. Я же много ездила, в разных городах посещала магазины, перенимала опыт и всё лучшее старалась использовать.

И “Белочка” гремела. На праздничные мероприятия сладости отпускали. На Новый год обязательно формировали подарки для детей. Приглашала человек 40-50 школьников, они помогали конфеты фасовать: 30-40 тысяч подарков собирали — конечно, продавцы не справлялись. Ребята-помощники эти конфеты ели, как картошку! Зайду посмотреть, как идет работа, у меня волосы на голове поднимаются, думаю: “Всё съедят! Будет недостача! Ещё в тюрьму сяду!“.
План мы всегда выполняли и перевыполняли. Нередко из-за “Белочки” и торг план перевыполнял. Я только просила выдать моим сотрудницам премию и прибавку к зарплате — они их честно заслужили. Все девчонки перед уходом на пенсию получили звание “ветеран труда”, различные льготы.
Так и работали. Было нормально, а потом наступили 90-е. Чуть ли не каждый день приходили молодые люди и предлагали стать “крышей”. Я не понимала, что это значит. Однажды открываю магазин, подходит ко мне мальчишка лет десяти и спрашивает: “Вы под чьей крышей работаете?“. Я его, конечно, отругала и отправила восвояси. Вскоре в мой кабинет пришли три амбала, сели и опять: “Кто у вас крыша?“. Я им: “А почему я должна вам отвечать? Под какой надо, под такой и работаем!“. Не знаю, почему, но они ушли.
Потом другие явились: “С завтрашнего дня будете работать с нами за миллион (тогда миллионы были) рублей в месяц!“. В зале было три покупателя. Ну я и закричала на весь магазин: “Что? Какой миллион? А пять не надо? Идите в банк, там вам дадут миллионы! Ходите, собираете! Видите, покупателей нет никого! Сейчас милицию вызову!“. Это сейчас рассказать легко, а на самом деле страшно было. Особенно боялась за детей и внуков — мало ли что.
И с товаром в 90-е тяжело было. Но я по-прежнему ездила по кондитерским фабрикам — в Ленинград, Самару, Москву, Волгоград. Ездила с ужасом: могли ограбить, товар отобрать, машину угнать. Но пережили и это, и всё-таки удалось магазин отстоять.

О семье
Работала много. Муж, Дмитрий Васильевич, помогал всегда в семье, ведь у нас двое близнецов. Сначала мы жили в крошечной семиметровой комнате в коммуналке на ул. 20 лет ВЛКСМ (теперь ул. Большая Казачья.— Авт.), детская кроватка стояла поперек нашей железной кровати. И столик маленький еще был — больше ничего не помещалось. Муж, полковник в отставке, спал на сундуке на общей кухне. Приходили корреспонденты, писали: дескать, посмотрите, в каких условиях живут два участника войны. Потом нам дали квартиру на Набережной. Трехкомнатную. А я думаю: “Как же я буду её убирать? Мне некогда! Я же постоянно в магазине и командировках! Два балкона — дети упадут!“. Пошла с ордером в горисполком, в распредбюро, и попросила квартиру меньшей площадью, двухкомнатную. Просьбу мою удовлетворили и “спустили” на этаж ниже и без балконов.
В 1968 году муж умер. Очень сильно переживал, когда узнал, что разбился Юрий Гагарин. Не мог понять, как такого человека отправили выполнять учебный полет, когда его нужно было всячески оберегать. Нервничал, а у него и так здоровье было слабое — сказывались многочисленные фронтовые ранения. Сердце не выдержало, и он скоропостижно скончался. Буквально перед смертью сказал мне, что в ящике стола лежат тетради, где он прорешал детям все задачи по математике с 4-го по 8-й классы. А в потайном месте в прихожей он положил деньги, чтобы я могла близнецам, если потребуется, нанять хороших репетиторов, которые их подготовят для поступления в институт, — хотел, чтобы они получили высшее образование. И еще очень просил не выходить меня замуж.
Я исполнила все его просьбы: дочь Татьяна стала врачом, сын Евгений работал в органах, нового мужа не искала. Дети в торговлю не пошли, да я и сама не хотела. А вот внук Дмитрий окончил экономический институт и сейчас он директор “Белочки”. Способный парень, я его только прошу, чтобы и после меня профиль магазина не менял. Жалко ведь, правда? И так “Рыбу” закрыли, “Стружкина” закрыли… А какие прекрасные магазины были!
Раньше мы планировали, где тот или другой магазин и с каким товаром открывать. А сейчас? Рядом два обувных, два хозяйственных, два продовольственных — как кому вздумается, так и открывают. Лишь бы деньги вложить! И названий на латинице не должно быть. Я много раз бывала за границей и нигде не видела, чтобы русскими буквами вывески писали. Это, мне кажется, неправильно.

Меня никто не учил быть главной, начальником, хотя так получилось, что и на фронте девчонками руководила, и секретарем парторганизации районного торга была, и директором магазина всю жизнь работаю. Почему так, не знаю. Наверное, потому, что я никогда не боялась трудностей и не понимала, как можно сказать “нет, не буду это делать“. И без дела сидеть не могла. Вот и мотаюсь, как мотыль (смеется.— Авт.).

Источник: https://om-saratov.ru/chastnoe-mnenie/14-may-2018-i61260-voina-i-mir-eleny-zorinoi