Мифы и правда о мобиках. Часть 2
От редакции. Мы продолжаем публиковать заметки нашего корреспондента, попавшего под частичную мобилизацию. Избранная им форма изложения вызвала огромный читательский интерес – записки мобика признаны лучшим материалом прошлого номера. Поэтому Борис ЗАПРАВСКИ продолжает в прежнем духе.
Миф 3: Нас тут ничему не учат.
Для нас, мобиков, он самый обидный. Утро в расположении начинается в шестом часу утра, ещё до подъема сержанты готовятся к предстоящей учёбе. После завтрака все подразделение отправляется в поля на занятия. Никакой нудной и многочасовой теории на сборах нет! Только практика, практика и ещё раз… Обучением расчёта орудия занимаются БОЕВЫЕ ОФИЦЕРЫ, большинство прошло чеченские кампании, Сирию и Украину. Нам же особое удовольствие работать под руководством лейтенанта М. Только спустя 2 дня обучения мы узнали, что молодой офицер, только что вернувшийся из зоны СВО, – наш земляк, с 4-го микрорайона.
Занятия на огневой позиции длятся до 6-ти вечера с небольшим перерывом на обед. Времени болтаться без дела нет. Мы с жадностью изучаем каждое упражнение, доводя его исполнение до автоматизма. Чему на срочной службе уделяется три месяца, нам предстоит охватить всего за 3 недели. Некоторые из нас вместо обеда остаются на позиции, чтобы дополнительно осмотреть, потрогать и покрутить вверенную технику, пытать освободившихся офицеров дотошными вопросами. В моих словах нет показной бравады. Абсолютное большинство понимает, что только навык поможет грамотно выполнить поставленную задачу и сохранить самое дорогое, что у нас есть, – нашу жизнь. А вот вам небольшая зарисовка для понимания, в каких условиях проходит обучение.
Наш артиллерийский полигон стоит аккурат за стрелковым. Расчёты окружают свои гаубицы, выполняя те или иные упражнения. В 300 метрах от нас стрекочут очереди автоматов. Пехота выполняет групповые упражнения. Помните пищащий звук рикошета пули из голливудских боевиков? У нас это постоянное звуковое сопровождение, звонкая песнь боев,которые ждут нас совсем скоро. Тут же гулко даёт о себе знать гранатомётчик, и мы с азартом смотрим на мишени. Через две секунды разрыв снаряда обрушит на нас ещё одну звуковую волну. Отвечаем одобрительным «ура», если гранатометчик попадает в цель. Но весь полигон замолкает, когда бьют наши орудия. Батарея оглушительным залпом на несколько километров напоминает, кого зовут богом войны…
И напоследок немного о боевом духе. Журналисты любят говорить, что газета – это зеркало общества. Армия же – его точная калька. Среди нас такие же инженеры, работники заводов, продавцы и вольнонаемные рабочие. Деревенские и городские, молодые 23-летние парни и мужчины за 40, у которых через месяц родятся внуки (привет родным Женьки Г.), законопослушные граждане и мужики с двумя судимостями (погашенными). И каждый относится к свалившимся на их плечи трудностям абсолютно по-разному. Я видел совсем приунывших ребят, для которых все это сродни концу жизни. Но есть атланты, несгибаемый дух которых чувствуешь за километр. Солдат во всех трудностях ищет утешение в юморе. Ты стёр все ноги и хромаешь? Посмейся над этим вместе с сослуживцами, и боль проходит. Реально проходит. Хреновое настроение? Достань еду и поделись ею с ближним. У тебя тут же поднимется настроение – проверено. Черт возьми, если совсем плохо, сходи поболтай за жизнь с медсестрой, но главное – не унывай. Ибо уныние – это грех. Ещё один страшный грех – это пьянство и неминуемо связанные с ним глупости. В нашем подразделении эта проблема отсутствует на корню. Артиллерия – элитное подразделение, в котором не прощают ошибки. Пьяниц быстро переводят в пехоту, храни их Господь…
Каждое утро наш комдив-казак интересуется перед строем нашим сном («Любо спалось, товарищи?»), и мы хором отвечаем: «Слава Богу!». После этого из строя выходит боец и громко зачитывает «Отче наш».
Миф 4. Мы отрезаны от внешнего мира.
Популярная рок-группа «Би-2» ещё в начале нулевых прославилась хитом о полковнике, которому никто не пишет. Нам же, рядовым да сержантам, в отличие от него пишут много.
Каждое утром после стандартных гигиенических процедур мы погружаемся в смартфоны для просмотра корреспонденции. Лично мне за день пишут 7-10 человек. Зачастую совсем незнакомых. Первая волна мобилизации забрала 200 ребят, и вряд ли сейчас кто-то из балаковцев может сказать, что не знает хотя бы одного призванного в войска. Мобикам пишут, спрашивают, благословляют. Интересуются нашими делами, питанием (с этим все, как ни странно, очень хорошо) и боевым духом. «С каким настроением вы идете ТУДА?», – вчера спросила наша читательница? Вопрос вполне разумный. Экипировка, снаряжение и выданное оружие нивелируются при отсутствии боевого духа. Спецоперация на Украине ввела новый термин в военный жаргон. Теперь, кроме «двухсотых» и «трехсотых» (убитые и раненые) появились «пятисотые». Те, кто сбежали с поля боя, вопреки приказу командования.
Ещё раз: все мы прошли срочную службу со всеми её тяготами и лишениями. Но в условиях мобилизации отношение к солдату несколько другое. Здесь нет патологического неприятия рядовых своего командования. Простой пример. Наш комбат так же, как и мы, был призван по повестке спустя 12 лет после увольнения. До похода в военкомат он работал мастером по вахтам. Энергетик с богатым практическим опытом спустя дюжину лет вновь командует батареей, заботится о бойцах, как о собственных детях. Пускай среди мобиков есть и те, кто старше его на 10 лет.
– Вы мне, как дети и моя главная задача – вернуть вас живыми домой, – без пафоса говорит комбат. Мы отвечаем ему тем же: выполняем поставленные задачи, дабы не подвести «кэпа». Потому наша батарея считается лучшей. Но ближе к делу.
Перед отбоем мы садимся в круг и «гуглим» обстановку на фронте. Мне, как сержанту и журналисту в прошлой, довоенной жизни, отводится роль политинформатора. Заваривается чай с лимоном. Я громко зачитываю сводки с полей. С воодушевлением бойцы слушают список объектов поражённой инфраструктуры противника, перечень уничтоженных железнодорожных узлов и подстанций. Считаем на пальцах мосты через пока еще далёкий Днепр. Ведь нас больно ужалил теракт на Крымском мосту и сдача Лимана.
Когда сводка с театра военных действий окончена, начинается обсуждение. Все неминуемо скатывается к переходу на личности. «А как ты поступишь в час Х»? Выстоишь или сдрейфишь при первом же артобстреле? На словах мы все как один Рэмбо и достойны ордена Мужества, а как будет на деле? Здесь опасен соблазн отрицательного примера. Никто ведь не объяснит бойцу, почему он здесь, на передовой, жертвует жизнью, когда иные в панике убежали от повестки в «безопасную» Грузию или Казахстан. В эпоху постмодерна очень трудно объяснить человеку, почему он должен отдать жизнь за Родину. Почему именно ты? Тут надо тормознуть и спросить себя: если не ты, то кто?
За 2 недели мобилизации я не увидел сдрейфивших паникеров. Здесь нет попыток к бегству и разговоров о худшем исходе. Фраза «Если вернусь домой» не котируется. Ни «Если», а «Когда». Большинство строит планы на послевоенную сугубо личную жизнь, отрицая сам факт возможной гибели. Это говорит о многом. Хочешь насмешить Бога, расскажи о своих планах. Однако этот афоризм в армии не работает.
Больше остального мы говорим о неминуемом дембеле (ДМБ, демобилизация). Никто не знает, когда нам суждено надеть шинель и идти домой. Для каждого война закончится по-разному (со щитом или на щите). Есть и третий, абсолютно уникальный вариант.
Это случилось вчера вечером. Наша батарея стояла у орудий на полигоне и готовилась к отправке в МПД (место постоянной дислокации). Я болтал с комбатом на отвлеченные и вполне себе гражданские темы. В общем, коротали последние часы занятий. Нашу беседу прерывает подошедший возбужденный начштаба. Завязывается судьбоносный диалог:
– Рядовой Черемушкин из вашей батареи?
– Так точно, товарищ майор.
– Он ДМБ!
Секундная пауза. Мы в лёгком недоумении. Рядовой Черемушкин, как положено человеку в очках без выдающихся физических особенностей, был записан в батарейные писари. На него возлагались определённые надежды.
– Говорю, ДМБ, – уверенно повторил товарищ майор.
Ещё не понявший своего счастья рядовой вышел из строя. От солдат понеслись догадки: четверо детей? Неизвестная болезнь? Родственник с большими связями? Не угадал никто.
Скромный парень до призыва работал обычным слесарем на БРТ. Но завод уже после его отправки получил статус оборонного, у КиПовца появилась спасительная бронь. Щуплый парень с сожалением сказал:
– Я даже не сделал ни одной фотографии в форме.
Я ободряюще похлопал его по плечу:
– Старик, эта спецоперация для тебя уже закончилась.
Источник: https://www.sutynews.ru/index.php?mode=articles&id=11279